— Может быть, я лягу?
— Разумеется!
Все происходило так, словно и не было последних трех месяцев. С изумлением смотрел, как она пошла, не держась за меня. Села на кровать, предложила:
— Может, не буду переодеваться.
— Да конечно, ты же в пижаме.
— Спать хочу. Ты тоже ложись.
— Сейчас лягу, только маме позвоню.
— Привет передавай. Я посплю, потом позвоню ей.
Легла на спину и сразу заснула. Все было невероятно, как в сказке. Мы это сделали.
Утром разбудил мусоровоз под самым окном. Дуля тихо дышала, лицо было спокойным. Проснувшись, я заново изумился тому, что она дома. Со вчерашнего дня каждую минуту жил с этим изумлением, с ним и заснул, а во сне присутствовало ожидание подарка, как под Новый год в детстве. И потому торопился проснуться. Длил изумление с открытыми глазами, и тут вспомнилась костлявая старуха у Розы. От ужаса проснулся окончательно.
Подошел к окну. Рассветало. Почти вплотную к дому росло ветвистое дерево с прошлогодней листвой, опушенной молодыми побегами. В просветах был виден соседний коттедж, часть тротуара и отъезжающий мусоровоз, на подножку которого вскочил мусорщик.
Дуля открыла глаза. Лицо ничего не выражало. Полежав, поднялась, сунула ноги в сабо и пошла, не заметив, что идет сама по своей квартире. Из ванной вышла с ситцевым халатиком в руке — он провисел там с февраля. Принесла его в спальню.
— Надень, — предложил я.
— Чего вдруг? — она повесила его на спинку стула и стала укладываться.
— Не хочешь позавтракать?
— Потом. Еще немного посплю, — сказала она, улеглась на бок, лицом ко мне, прикрыла и тут же открыла глаза. — Может быть, чаю попить?
Пили чай за столом, разговаривали о внуках. Дуля устала и ушла спать, я помчался в магазин — заполнять холодильник. Оказалось, ее можно оставлять одну. Радовалась ли она возвращению? Как-то не до этого было. Иногда мелькала улыбка, Дуля рассматривала меня и щурилась:
— Ну ты и отчудил. И когда мне возвращаться?
— Куда?! Ты с ума сошла! Забудь про «Мальбен»! Зачем он тебе!
— И ты много должен? Наверно, тысячи?
— Ни шекеля.
— Что-то ты опять отчудил… Смотри, не увлекайся.
У нее в голове была каша. Что-то она замечала и понимала лучше, чем мне казалось, что-то никак не могла состыковать и не пыталась это сделать. Ей виделась некая противозаконная интрига. Позавтракав принесенными из магазина творогом, колбасой и булочкой, снова легла на кровать, но уже не спала. Похоже, ей доставляло удовольствие просто лежать на кровати без ограждения. Потом началась дрожь, мы пережидали, пока она уменьшится.
Я заранее продумал, как буду ее лечить. На врачей надежды не было. Мы успели побывать и в «Ланиадо», и в тель-авивской «Ихилов» и в «Гилель Яффе» в Хадере. Куда еще могли обратиться? Правдами и неправдами собрал информацию у Малки, Микаэля, Алекса, Блюменталя, Эллы, а еще до них — у трех или четырех неврологов. Всех-то лекарств в арсенале медиков существовало не больше десятка, я не слишком рисковал, подбирая комбинацию из них. И рецепта пока не требовалось — неиспользованные лекарства лежали в тумбочке.
Мы спустились в сад, я поставил под раскидистым манго два пластиковых кресла.
Дуля задумчиво сказала:
— Какой у нас печальный сад…
Я бросился звонить Элле:
— Элла, можно одну таблетку тразодила заменить на ципролекс? Они сочетаемы?
— А зачем вам?
— Ципролекс всегда давал ей хорошее настроение.
— А что, оно плохое?
— Ничему не радуется.
— Они сочетаемы, — запнувшись, просто сказала Элла.
Расслабившись впервые за три месяца, я любовался садом. Мне снова хотелось возиться с землей и деревьями, писать книги, переводить Локтева. Так сказать, завершить и сдать все дела на тот случай, если у жизни есть еще какой-нибудь смысл кроме того, чтобы жить вдвоем с Дулей.
