— Неужели-же у васъ въ этотъ день всѣ бьютъ своихъ женъ? — допрашивалъ я.
— Всѣ; вся деревня. Развѣ слабые старики… да и тѣ своихъ старухъ поколотятъ малость: либо лаптемъ, либо сапогомъ, глядя, у кого какой достатокъ.
— И не жалко?
— Чего-же жалѣть? Ежели-бы жены-то единоутробныя были, такъ такъ, а вѣдь то онѣ чужія; иныя изъ чужихъ деревень взяты.
— Да вѣдь это грѣхъ?
— Нѣтъ. Зачѣмъ грѣхъ? Спасенье. Ты баринъ холостой?
— Холостой.
— Ну, все-таки при вѣнчаньи въ церкви бывалъ?
— Бывалъ.
— А если бывалъ, такъ должонъ знать, что тамъ читается. А жена да боится своего мужа, читается. Коли ежели не бить, такъ нешто она будетъ своего мужа бояться? Ужь это самимъ Богомъ постановлено…
Мнѣ захотѣлось узнать, какой онъ губерніи. Я спросилъ.
— Мы новгородскіе. Кривое Колѣно на Волховѣ знаешь? Такъ вотъ сейчасъ за Кривымъ Колѣномъ, — отвѣтилъ онъ.
Дальше я не сталъ разспрашивать.
1874
