— Приступим к роспросу, — сказал Фалалеев. — Помни, что ложное слово твое будет противу тебя же обращено. Клянись, что не прозвучит здесь от тебя ни единой кривды.
— Клянусь.
— Знай, что целью нашей является возбудить в преступнике раскаяние и истинное признание, за что ждать тебя награда может милостию императрицы нашей Анны Иоанновны.
Ага, щаз, ищите дурака в другом месте. Надо быть полным идиотом, чтобы взвалить всю вину на себя на первом же допросе. Нет, я еще побрыкаюсь.
Фалалеев продолжил:
— Ежели будешь строптивым и непокорным — учти: за утаение малейшей вины — жестокое и примерное наказание, как за величайшее злодеяние. Укрывательство с твоей стороны будет тщетным, ибо правда нам всея известна, — он потряс листами бумаги.
Я понял, что это отчеты Борецкого и его начальника. Буду рассчитывать, что ничего лишнего они не написали.
— Признаешься ты?
— Мне не в чем сознаваться. Моя совесть чиста, — спокойно произнес я.
Фалалеев скрестил руки на груди и задумался. У меня сложилось впечатление, что к допросу он не готовился, да и рассеянный взгляд наводил на мысль о том, что чиновник не так давно успел приложиться к бутылке.
— Что писать? — подал голос писец, которому надоело ждать, когда «шеф» очнется.
— Пиши, что увещевание не понял, — вяло откликнулся чиновник.
Писец бегло застрочил.
— Говори, кто таков, каких чинов, откуда будешь и веры какой? — опомнился Фалалеев.
Понятно, началась рутина. В принципе, ничего страшного на данном этапе нет, главное, не сболтнуть лишнего.
— Барон курляндский, Дитер фон Гофен, вера моя… — я стал вспоминать, кем могли быть прибалтийские немцы. Понятно, что христиане, но какие именно? Так, католики отпадают, православные тем более… Рискну.
— …лютеранская, — добавил я, надеясь, что заминка с ответом получилась незначительной.
Чиновник удовлетворенно кивнул, писец старательно заскрипел пером.
— Каково состояние твое?
Вряд ли меня спрашивают о самочувствии. Видимо, интересуются материальным положением. Так, что там Карл говорил:
— Имение моей матушки неподалеку от Митавы.
Если спросят, сколько душ — завалюсь. Я ведь понятия не имею, сколько фон Гофены народа под ярмом держат. Хотя Фалалеев тем более не в курсе.
— Возраст твой?
Хм, будем надеяться, что мы с Дитрихом погодки.
— Двадцать пять лет.
— Скажи нам, Дитер фон Гофен, что привело тебя в державу Российскую?
Вариант с иномирянами, разумеется, отпадает.
— Желание послужить России и матушке императрице, Анне Иоанновне, — завернул я, памятую слова Карла.
Фалалеев поморщился. Как следователи, он без сомнения был циничен и смотрел на показания подозреваемых с большим скепсисом.
— А кто выступил твоим другом и сопровожатым?
— Мой кузен Карл фон Браун, родом из Курляндии.
Правда, только правда и ничего, кроме правды. Первый раунд я продержался. Было бы глупым засыпаться на начальной стадии.
— Проверим, не говоришь ли ты неправду и не был ли в руках заплечных дел мастера, — задумчиво произнес Фалалеев. — Сымай рубаху.
Я разделся до пояса. Палач смочил руку и провел по голой спине.
— В палаческих руках не был. Нет ничего, — констатировал он.
— Не единого рубца? — расстроено спросил Фалалеев.
— Вообще следов кнута нет. Спина чистая.
Я обрадовался, что Дитрих был законопослушным гражданином, иначе неизвестно как бы повернулся допрос.
— Государево дело за ним такое, — чиновник продиктовал список обвинений, затем вернулся ко мне:
— Скажи, зачем учинил злодейство на дороге, убив капрала Преображенского полка Звонарского, лакеев его Жукова и Зорина, а иже с ними поручика полка Измайловского Месснера?
— Признаю себя виновным в смерти Звонарского и одного из лакеев, не знаю фамилии. Хочу заметить, что я вынужден был взять на душу грех, ибо застал этих людей за разбоем, учиненным над поручиком. В смерти Месснера моей вины нет. Его предательски застрелил кто-то, оставшийся неизвестным.
— Как смеешь ты, душегубец, клеветать на мужей достойных? — взвился Фалалеев.
— В моих словах неправды нет. Я говорю только то, что видел собственными глазами. Спросите Карла фон Брауна. Он подтвердит.
— У тебя еще будет возможность стать с ним с очей на очи, — заявил чиновник, намекая на очную ставку.
