Вот где поле непаханое для прогрессорства! Жаль, не агроном я, из удобрений знаком разве что с навозом, а дачными грядками занимался из-под палки, когда родители наседали.
Помню, как Бирон, подполковник, сокрушался, что не выращивают здесь картофель. И ведь по-человечески его понять можно, сам о жареной картошечке с салом мечтаю, чтоб шкворчала. Вот бы подбить кого культурой этой заняться на полном серьезе — привезти клубни из Германии или Польши, засадить поле побольше, народ постепенно приохотить, только не таким способом, как у нас принято, — с расстрелами да бунтами. Французы, умные люди, что придумали: нарочно объявили запрет простым крестьянам картофель выращивать, только знатным господам разрешили. Конечно, французские «фермеры» быстро из господских полей картошку повыкапывали и у себя посадили. Так и приохотились. Вот что значит тонкое понимание человеческой психологии! Надо бы и у нас такое сделать.
Да много к чему руки приложить стоит! Я первый год немного шальным был, не понимал ничего толком, по наитию действовал. Хорошо, дров наломать не успел. Теперь у меня и знания есть, и опыт небольшой накопился. Осталось только найти этому должное применение. А для этого надо расти, шагать вперед. Тесен стал мне сержантский мундир, нутром это чувствую, но как из пешки в ферзи прыгнуть — не знаю.
И Ушаков, и Бироны — все хотят использовать в своих интересах. Люди они умные, на мякине таких не проведешь. Это сейчас хорошо, что наши интересы совпадают, а если вразнос пойдут? Стереть меня с лица земли для них — раз плюнуть. Подумаешь, барон какой-то курляндский, зачуханный, — не велика птица. Сегодня грохнут, завтра забудут.
Да и я тоже — мечусь между ними, хоть разрывайся. И главное — не знаю, к какому берегу пристать. Везде и плюсов и минусов с избытком.
И наверное, я б и дальше ломал себе голову, если бы не случилось одно весьма неприятное происшествие: шагах в десяти от нас на дорогу повалилось высокое кряжистое дерево, а сзади упало точно такое же, перекрывая путь в обратную сторону.
Вот что значит проявить полную беспечность! За долгим разговором мы и не заметили, как оставили позади бор и въехали в небольшую ложбинку меж двух холмов, густо поросших смешанным лесом. Упавшие деревья фактически отрезали нас с двух сторон. Стволы располагались на уровне груди, лошадям без разбега преодолеть такое препятствие невозможно, к тому же велика вероятность напороться на острые, выставленные словно кинжалы, ветки.
А главное, быстро-то как. Раз-два и готово. Я едва успел осадить мерина, иначе внезапно свалившееся дерево размозжило бы ему голову. Остальные попутчики не сразу сообразили, что произошло, — слишком стремительно развивались события, за какие-то доли секунды.
Засада! В подтверждение моей догадки с холма спрыгнул и встал перед нами в картинной позе бородатый мужик в рваном кафтане, подпоясанном кушаком, в залатанных штанах, с классической рогатиной в руках. Он снял с головы шапку пирожком, нарочито низко поклонился, задев косматыми волосами землю, и, закончив ритуал приветствия, распрямился и водрузил головной убор на место:
— Мир вам, люди добрые, желанные.
— И тебе чего-то в этом роде, — сказал я и приготовился вытащить из-за пояса пистолет.
Бородач глянул на мои действия с насмешкой и с убедительностью страхового агента заявил:
— Ты бы, человече, не трогал пистоль. Вертай обратно. Чай, из нее и убиться можно. Ты мне ее лучше отдай, у меня сохранней будет.
— А если я тебе из нее башку продырявлю? — спросил я, не слезая с коня.
Вместо бородача ответило ружье из кустов. Пуля едва не задела мне ухо. Я невольно подпрыгнул в седле, а разбойник довольно засмеялся:
— Чай, не лаптем щи хлебаем. Такую ижицу пропишем, пожалеешь, что мамка с папкой на свет белый родили.
Я оглянулся, пытаясь рассмотреть, где засели другие разбойники, почему-то не спешившие принимать участия в «деловом» разговоре, но никого не разглядел. Хорошо спрятались, сволочи. Хотя кругом так заросло, что целый полк заныкать можно. Лучше естественной маскировки ничего не придумаешь.
