Осенью 1912 года в Спале Жильяр дал первый урок французского языка Алексею, которому только что исполнилось восемь лет, – это был возраст начала учебы. Спала – это древнее охотничье владение польских королей, а затем личная собственность русских Императоров. Лесная территория площадью тысяча двести гектаров изобиловала дичью: там водились олени, медведи, волки и даже последние зубры, обитавшие в лесах на востоке Европы.
Царь часто устраивал скачки вместе со своими дочерьми, великолепными наездницами; иногда, полные сил и энергии, они пускали лошадей в бешеный галоп. Алексей, смотря на них, плакал от зависти, ведь ему были позволены лишь пешие прогулки под строгим наблюдением. В октябре, вылезая из лодки, он стал жертвой небольшого несчастного случая. «Ушиб вызвал внутреннее кровотечение, которое вскоре перешло в опухоль в паховой складке. Температура поднялась до 39 градусов, потом – до 39,6. Светила медицины, профессора Раухфус и Федоров, срочно прибыли из Санкт-Петербурга».
В те дни Жильяр осознал масштабы трагедии Романовых и узнал об их двойной жизни. Суфлируя четырем дочерям, которые разыгрывали перед гостями по-французски пару сцен из пьесы «Мещанин во дворянстве», он спрятался за декорации:
«Внезапно я увидел перед собой Императрицу, которая бежала, приподняв обеими руками длинное платье, мешавшее ей. Я прислонился к стене, и она пронеслась мимо, даже не заметив меня. Ее лицо было искажено ужасной тревогой. Я вернулся в залу, где царило сильное оживление: лакеи в ливреях сновали с подносами, разнося прохладительные напитки, все смеялись и шутили – вечер был в самом разгаре. Императрица вернулась через несколько минут, она вновь надела маску любезной хозяйки и пыталась улыбаться людям, столпившимся вокруг нее. Однако я заметил, что Император, занятый беседой с гостями, встал таким образом, чтобы наблюдать за дверью, и проходя мимо, я поймал полный отчаяния обращенный к нему с порога взгляд Александры Федоровны.
Алексей Николаевич в Царском Селе. 1913 г.
Несколькими днями позже под давлением графа Фредерикса, Министра Императорского двора и уделов, был опубликован официальный бюллетень о состоянии здоровья наследника без упоминания болезни. У мальчика началась агония, он получил последнее причастие, но врачам все же удалось его спасти. Выздоровление заняло почти год, в то время он не мог сгибать ногу и носил ортопедический аппарат, причинявший ему большие страдания.
В июне 1913 года Императрица попросила Жильяра занять должность воспитателя Алексея Николаевича: «Я очень обрадовался оказанному мне доверию, но в то же время сознавал всю тяжесть ответственности <…> Обстоятельства позволяли мне оказывать прямое воздействие, сколь бы малым оно ни было, на духовное развитие того, кто однажды станет правителем одного из величайших государств Европы». Он написал своему брату Фредерику: «Смогу ли я привыкнуть к ужасной ответственности, которую я беру на себя?» Моральные и интеллектуальные обязательства наставника были поистине велики.
Назначение Жильяра на эту должность явилось признаком большого доверия к нему и признания его ума, а также человеческих достоинств, свидетельствовало о важной перемене в представлении об образовании, которое Царь хотел дать своему сыну. В ту пору, когда Николай Романов сам был великим князем и наследником, его воспитывал Константин Победоносцев, прежде обучавший его отца, Александра III, и покровительствовавший Достоевскому. Победоносцев был принципиальным противником демократизации общественной жизни, парламентаризма и убежденным сторонником аристократического начала: «Ясность сознания доступна лишь немногим умам… а масса, как всегда и повсюду, состояла и состоит из толпы… и ее представления по необходимости будут вульгарные». Демократической идее, считал Победоносцев, должна быть противопоставлена верность традиции, программа предельно осторожных, консервативных реформ, принцип монархии. Являясь бескомпромиссным защитником абсолютизма, он в течение многих лет был советником молодого монарха, и его влияние на Николая оказалось катастрофическим.