— Сколько этот рысак просит? — спросил дядя Трофим, заглядывая кляче в зубы.
Та яростно ощерилась и чуть не отхватила дяде палец.
— Видите, какой это рысак!? Огонь, а не конь! — повеселел длинноусый, пряча от покупателей уменьшившиеся от хмеля и лукавые глаза.
— Только пузатый этот огонь, как гитара. Так какую за него цену просите? — уже осторожнее подошел к кляче дядя Трофим.
— Все ваши деньги! — не думая, выпалил длинноногий.
— Как это все? — удивился дедушка. — Еще никогда не слышал такой странной цены.
— Так слушайте!
— Да он пьяный, и цена его пьяная, — еле повернул языком дядя Трофим.
— Я пьяный?! — возмутился мужчина. — Вы пьяные, как затычки в сивушных бочках.
— Никого здесь, добрый человек, нет пьяного, — примирительно сказал дедушка. — Мы все трезвые, и ноги наши, слава богу, держатся земли.
— Ну да, земли, — согласился длинноногий и хмельно потрогал землю ногой.
— Так сколько же за вашу лошадь?
— Все ваши деньги, все до копеечки.
— Может, у нас только и есть, что одни копейки, — засмеялся дедушка.
— Не морочьте головы. Я вижу, с кем имею дело, и мошонку в вашем кармане тоже вижу. — Он даже тихонько хмыкнул: — Ой, видит бог, ой, видит творец, украл мужик жита корец[10].
Дед хотел было подхватить колядку, но вспомнил, что надо все-таки вести торг, и сказал:
— Если так, а не иначе, то оставь, добрый человек, один рубль на развод и магарыч.
— На развод? — задумался крестьянин и полез рукой к полысевшей шапке. — Это можно, потому что каждый человек должен что-то иметь на развод. Давайте руку и мошонку.
Дед, удивляясь такому необычному торгу, вынул мешок, развязал его, но почему-то на минуту засомневался и потихоньку пробормотал к дяде Трофиму:
— Что-то оно, слышишь, очень странно получается. Может, это не конь, а кобыла?
— Да что вы! Так перебрать? — чистосердечно возмутился дядя Трофим. — За кого же вы тогда меня держите. Я коня за версту по духу чую. Я на конях все зубы съел! Вы хвалите бога и всех апостолов, что такая даровщинка случилась.
Так за десять рублей мы разжились конем и поехали домой. А утром бабушка, первой наведавшись в конюшни, пришла в дом, трясясь от смеха:
— Демьян, ты после вчерашнего хоть немного проспался?
— Да вроде проспался, и в голове не гудит, — бодро ответил дед.
— Правда не гудит? — еще больше развеселилась бабушка. — Скажи, что ты вчера купил на ярмарке?
— Еще спрашиваешь? Коня! — гордо ответил дедушка.
— Коня? — припадая к косяку, чтобы не свалиться от смеха, переспросила бабушка. — А чего же он, твой конь, за одну-единственную ночь кобылой стал?
— Ты что несешь, старая!? — ошарашенно спросил дед. — Как же конь может стать кобылой?
— Пойди посмотри!
Мы все четверо во весь опор побежали в конюшни. Дедушка вывел оттуда вчерашнего коня, который сегодня, на трезвые глаза, почему-то стал кобылой.
— Что ты, Демьян, на это скажешь? — бабушка начала рукой вытирать слезы от смеха.
— Обменная! — только и произнес дедушка, и здесь уже начали хохотать мы втроем: бабушка, мама и я.
— А он же говорил, что все зубы съел на лошадях! Придет — утоплю! — грозно посмотрел дедушка в ту сторону, где жил дядя Трофим, и пристыжено пошел мастерить под навес.
Дядя Трофим после этого долго обходил наш двор. А потом, как-то в разные стороны поставив глаза, пришел в дом с хлебом под рукой и бутылкой в кармане.
— Ну, покажи свои зубы, как ты их съел на лошадях! — сразу подсек его дедушка.
— Здесь дело, говорил же тот, не в зубах. Добрый день… Здесь, видите, дело… — У дяди Трофима язык теперь так цеплялся за зубы, а слова так вели себя, что не удавалось что-то толком понять. Он долго, невнятно и хитроумно сваливал всю вину на горемычную бедняцкую судьбу, которой черт не выгребает червонцев, а только козничает.
— Да помолчи уж, Трофим — не вытерпела бабушка. — Таких разинь противно слушать: не говорит, а жвачку жует. Не судьбу и нечистого, а лишнюю рюмку вини. Через нее поглупели оба.
— И она немного виновата, разве я что? Я ничего такого не говорю, но судьба тоже свои коленки выбрасывает. Чего бы ей было не подойти к нам?
— Тогда не только судьбе, но и трезвому человеку нельзя было подойти к таким пьяницам! — засмеялась бабушка.
