Гунны и Азербайджан - страница 8
По всей вероятности, уже в начале II в. н. э. местные конфликты и трения между отдельными племенами (причины, сопутствовавшие особому характеру процесса объединения сибирских и казахстанских племен под именем «гуннов» и складыванию гунно-булгарского Этнического массива) и обусловили постепенное передвижение отдельных племенных групп, отколовшихся от основного племенного массива, сначала в междуречье Урала и Волги (интересно отметить, что р. Урал уже у Птолемея (носит древне-тюркское название Йайик — «распростертой»), а затем возможно, к середине II в. н. э. продвижение их из-за Волги на Северный Кавказ. Одной из таких групп, проникшей из-за Волги в прикаспийские степи, явилась по существу авангардная часть тюркоязычных древнебулгарских племен, состоявшая из нескольких родственных между собою племен (барсил, хазар), ставших известными Дионисию Периегету под собирательным именем «гуннов». Гуннами они были лишь постольку, поскольку сформировались как самостоятельное этническое целое внутри племенного союза, созданного центрально-азиатскими гуннами (хуннами) в Зауралье. Булгарами же они были по признаку этнической и языковой принадлежности.
Отсутствие в источниках прямых и даже косвенных данных не позволяет нам реконструировать ход исторических событий на Северном Кавказе в связи с появлением в прикаспийских степях этой первой группы гуннских (т. е. булгарских) племен. Между тем именно отрывочные сведения армянских источников о гуннах (т. е. барсилах и хазарах) до V в. (обычно признаваемые в литературе за анахронизм) дают основания полагать, что незначительность этой новой группировки кочевников обусловила их некоторую политическую зависимость от сильной племенной конфедерации ираноязычных племен, известных под названием маскутов (арм. форма массагетов).
Согласно сообщению Фавстоса Бузанда, маскутский царь Санесан, «повелитель многочисленных войск гуннов», готовя набег на Армению во время царствования, сына Трдата III — Хосрова Котака (332 — 342), собрал войска «гуннов, похов, таваспаров, хечматаков, ижмахов, гатов и глуаров, гугаров, шичбов и чилбов, и баласичев и егерсванов, и несметное множество других разношерстных кочевых племен, все множество войск, которым он повелевал». Судя по обстоятельному рассказу Бузанда об этом вторжении в Армению в конце 30-х гг. IV в., поражении войска Санесана и его гибели, в нашествии наряду с гуннами и маскутами принимали участие и аланы. Сочетание алан с гуннами, участвовавших вместе с маскутами в набеге Санесана на Армению во время Хосрова, встречается еще раз у Фавстоса Бузанда при описании борьбы армянского царя Аршака (345 — 367) с шахом Шапуром II (309 — 379), когда полководец Васак, призвав на помощь гуннов и алан, выступил против персов. Поскольку этот эпизод следует сразу же за сообщением Бузанда о взятии и разрушении Шапуром II города Тигранокерта, — событие, имевшее место, по-видимому, во время месопотамской кампании сасанидското шаха в начале 60-х гг. IV в., то сообщение о призвании Васаком на помощь гуннов и алан можно приблизительно датировать именно этим временем. М. И. Артамонов склонен считать, однако, что гунны у Фавстоса Бузанда попали в перечень племен, участвовавших в набеге Санесана в конце 30-х гг. IV в., так же как и в рассказе Агафангела о событиях начала III в. не потому, что они в это время уже находились в степях Северного Кавказа, а только потому, что этот народ был хорошо известен в V в., когда оба писателя создавали свои произведения. Вместе с тем второе упоминание гуннов наряду с аланами в войске Аршака у Бузанда, по мнению М. И. Артамонова, выглядит уже правдоподобным, так как наличие гуннов на Кавказе в середине IV в. представляется более вероятным (указ. соч., с. 51). Если исходить из этой точки зрения, то получается, что в одном и том же тексте одного и того же автора гунны, упоминаемые в первый раз в составе войска Санесана в конце 30-х гг. IV в. — анахронизм, а их второе упоминание в начале 60-х гг. IV в. — уже, видимо, не анахронизм. Какие именно «гунны» имеются в виду во втором случае, М. И. Артамонов не уточняет. Создается впечатление, что Фавстос Бузанд в первом случае намеренно допустил анахронизм, перенеся гуннов, современником которых он был в 70-х гг. V в. (время составления его труда), в 30-е гг. IV в., и поместив их по соседству с маскутами в Дагестане (маскуты обитали в Южном Дагестане и сопредельном районе Азербайджана). Во втором же случае он просто ограничился регистрацией факта. Может быть, он хотел этим подчеркнуть победу Хосрова над огромным войском маскутского царя, «повелителя многочисленных войск гуннов». Между тем, с одной стороны, Фавстос Бузанд отводит главную роль в набеге Санесана не гуннам, что ясно следует из контекста, хотя именно обратное скорее всего можно было бы ожидать от автора V в., хорошо знакомого с современными ему гуннами Северного Кавказа. Главную роль в этом набеге он отводит маскутам и связанным с ними племенам, в частности ираноязычным аланам. Такое положение вполне соответствует политической ситуации в Восточном Предкавказье в 30-х гг. IV в., когда в дагестанких степях действительно могли преобладать маскуты, а подчиненная им незначительная группа гуннских (т. е. булгарских) племен, очевидно, играла лишь второстепенную роль как часть их ополчения. С другой стороны, такое положение совершенно не вяжется с политической обстановкой в Восточном Предкавказье в 70-х гг. V в., когда господствовавшие здесь гунны подчинили своей власти не только маскутов Южного Дагестана, но и, видимо, даже часть аланских племен Центрального Предкавказья. О том, какую важную роль играли в V в. не только в Дагестане, но и в Закавказье, свидетельствуют и современники Фавстоса Бузанда — Елишэ и Лазар Парпеци (см. главу II). Другими словами, если бы Фавстос Бузанд, говоря о событиях 30-х гг. IV в., имел в виду современных ему гуннов V в., то тогда именно гунны, а не маскуты и аланы, должны были быть главной действующей силой в войске Санесана. В этой связи следует вспомнить и то обстоятельство, что, по словам Бузанда, Васак в 60-х гг. IV в. призвал на помощь против персов именно гуннов, а не маскутов, которые по занимаемой ими территории гораздо быстрее могли откликнуться на его призыв. Объяснить это обстоятельство за неимением фактов приходится вновь предположением. Очевидно, ослабленные поражением в Армении в конце 30-х гг. IV в., маскуты именно с этого времени перестают играть важную роль самостоятельной военно-политической силы в Дагестане. Вместе с тем дагестанские маскуты были настолько тесно связаны с гуннами, что это побудило даже некоторых авторов говорить о существовании в IV в. на территории Северной Албании гуннского «государства» во главе с Санесаном. Когда же могла возникнуть такая связь и с какими именно гуннами? Нам представляется, что Фавстос Бузанд в обоих случаях имел в виду не кавказских гуннов V в., как думают М. И. Артамонов, а также А. В. Гадло (Этническая история Северного Кавказа, с. 33 — 37), а именно ту немногочисленную группу гуннов, которая уже по крайней мере со второй половины II в. (согласно Дионисию) обитала в северо-западной части прикаспийских степей и кочевала по соседству с жившими южнее ираноязычными маскутами. В таком понимании этого вопроса сведения Фавстоса Бузанда о гуннах не будут служить поводом для объяснения их одним анахронизмом. Они будут лишены как внутреннего, так и внешнего противоречий и в свою очередь обнаружат интересную взаимосвязь с данными о гуннах Агафангела и Хоренаци. Здесь же необходимо отметить, что высказанное нами выше мнение о том, что под гуннами Дионисия Периегета и армянских авторов (Агафангела и Бузанда) следует понимать не просто безликую аморфную массу каких-то «гуннов», неизвестно когда, откуда и почему появившихся на Кавказе (как это обычно наблюдается у тех исследователей, которые по своим особым соображениям подкрепляют этими данными свои глубокомысленные заключения по этногенезу), но группу булгарских племен, может быть подтверждено совершенно независимым источником. Речь идет о памятнике, известном в научной литературе под названием Анонимного хронографа 354 г. Оригинал этого сборника восходит к 353 г., а наиболее важный его XV раздел представляет собой латинский перевод греческой хроники Ипполита, доведенной до 230 г. Перечисляя племена, обитавшие к северу от Кавказа, анонимный автор на последнем месте упоминает булгар. Однако в данном случае этноним «булгары» не следует рассматривать как одно конкретное племя, обитавшее к северу от Кавказа во время составления хронографа. Такое буквальное понимание этого сообщения, как правило, приводит либо к мнению о недостоверности этого весьма важного исторического свидетельства, либо к выводу о ираноязычном (сармато-аланском) происхождении древних булгар. Здесь этот этноним охватывает не одно единственное племя, а группу племен, связанных одним происхождением и языком, а потому объединенных общим для них этническим именем булгар.
