А женщина плачет. Она убила ни в чем не повинного человека, разрушила семью, предала своего собственного мужа. Ведь женщина — ничто, если она не предана своему мужу, не лояльна к нему, не посвящает себя детям, не верит глубоко в Бога. Этой женщине такие вещи просто не свойственны. Она призналась во всем, потому что слаба, потому что ей не хватает мужества примириться с последствиями своих действий.
Наконец Джексон подошел к двери машины и спросил Нанни, уверена ли она, что хочет сама опознать тело. Она высвободила свои пальцы из руки Джейн, но дочь схватила ее за руку повыше локтя:
— Не надо, мамочка!
Джейн слишком молода, чтобы понять, почему Нанни не может прождать еще несколько часов, чтобы знать наверное, не может ждать, пока явится Виктор и опознает за нее Стону. Это Нанни настояла, чтобы Джексон привез их сюда, несмотря на его абсолютное нежелание пойти ей навстречу. Ей пришлось с ним поспорить. Ей пришлось напомнить ему, что она выполняла все его советы, на каждом этапе, и чем, по его мнению, все это обернулось? Нанни посмотрела на дочь, сидевшую рядом с ней в машине, посмотрела ей прямо в глаза, очень твердо.
И Джейн выпустила руку матери. Джексон поддержал было ее за локоть, когда она выходила из машины, но она стряхнула его руку. Нанни была рада, что эта женщина наблюдает за ней. Пусть эта слабая женщина увидит, как она идет сквозь кусты по опавшим сухим ветвям к могиле, куда эта ничтожная женщина бросила разрушенную ею жизнь Нанни. Женщина, у которой не хватило мужества сделать то, что сделала она.
Когда Джексон обошел две сосны слева, Нанни пошла направо. Она вошла на освещенную территорию, загроможденную мешками с оборудованием, пластиковыми контейнерами и пакетами, помеченными надписью «Дело № 2871». Только увидев нескольких мужчин, прижимавших к своим ртам и носам платки, она обратила внимание на запах. Мужчины стояли совершенно неподвижно.
Яма в земле казалась слишком маленькой, но Нанни не позволила себе глупо надеяться. У нее осталась лишь малая толика — щепотка — энергии, она не могла растрачивать ее на призрачные иллюзии. Один из мужчин сделал вежливый жест рукой, и она увидела, что у его ног вовсе не мешок с лопатами и прожекторами, а черный пластиковый мешок для трупов.
Нанни опустилась на колени на сосновые иглы и палые листья, а мужчина присел на корточки рядом с ней, так близко, что она почувствовала запах мяты у него изо рта. Она кивнула ему, и он потянул за «молнию». Когда он раздвинул края длинной прорези, серое, исхудавшее лицо мужа словно качнулось к ней навстречу. Нанни просунула в мешок руки и коснулась обеих щек Стоны. Грязный бинт был обмотан вокруг его лба. Когда ее лицо наклонилось еще ниже, она почувствовала, даже сквозь зловоние смерти, знакомый сладковато-масленый запах его волос.
Его воротничок стал коричневым от влажной земли, однако на нем по-прежнему был галстук — фуляровый галстук цвета красного бургундского, подаренный ему Виктором. Все лицо покрывал грязный налет раскрошившегося в пыль грунта. В ноздри, в уголки глаз и между губами набилась земля. Нанни не позволяла себе думать о бинте на лбу мужа, думать о том, как он умер, представлять себе его страдания, ведь впереди у нее была вся оставшаяся жизнь, чтобы думать об этом. Стона был очень красивым человеком. Она вспомнила их последнее утро, два волоска, которые сняла с его плеча. Она поцеловала его в губы так, как целовала всегда — мягкими, влажными, обнимающими губами, почувствовала вкус соли и земли, а губы его были плотными и холодными. Когда она отстранилась, ее слезы упали и промыли чистые полоски на его лице.
Малкольм стоял в крытом переходе. Сквозь сетчатую дверь он смотрел, как его внук прокашивает аккуратные проходы через лужайку, пользуясь газонокосилкой, которую Малкольм сегодня утром велел ему купить в дисконтной скобяной лавке. Жужжание мотора доносилось до него и тогда, когда он пошел на кухню. Посреди стола высилась горка свертков в хрустящей белой бумаге из магазина «Деликатесы». Заходил Дейв Томкинс, принес сандвичи и противень лазаньи, приготовленной его женой. Ни одной из раковин в доме пользоваться было пока невозможно. Сегодня после обеда, как только легкие ему позволят, Малкольм залезет под стойку и поставит новые сифоны.
