МакГонагалл задумалась. Не очень-то приятно выслушивать требования от бывшей ученицы, но Аделин Ньюберри была в своем праве. Заместитель директора Хогвартса чувствовала и свою вину перед девочкой, которая буквально чудом осталась жива.
— Думаю, это разумное требование, мисс Ньюберри, — сказала она, — но вы должны понимать, что сама я такие вопросы не решаю.
— Вам нужно обратиться в Попечительский Совет? — спросила Аделин.
— Это можно решить с директором Хогвартса в индивидуальном порядке.
— В индивидуальном? А разве другие дети, особенно магглорожденные, не нуждаются в гарантиях?
— Мисс Ньюберри, чего вы хотите?
— Я не хочу опять выслушивать лекцию о том, что попытка убийства — это всего лишь шутка милых мальчиков, которым надо дать еще один шанс. Гермиона — магглорожденная. А позиция Дамблдора мне слишком хорошо известна. Знаете, что говорили об этом великие, те, кого признают такими и маги, и магглы? Я много читала об этом. Вот, пожалуйста. «Ничто не ободряет так порока, как излишняя снисходительность». Это сказал Шекспир. А вот слова Сенеки: «Щадя преступников, вредят честным людям». Могу процитировать и Леонардо да Винчи. «Кто не наказывает порока, тот его пособник». Знаете, каково это: смотреть в ухмыляющиеся лица тех, кто над тобой глумился и не был наказан? И это в самом нежном возрасте.
МакГонагалл опустила голову. Это было больно, но справедливо.
— «Величайшая твердость и есть величайшее милосердие», это сказал Лонгфелло, — продолжала Аделин, — и позволю себе вспомнить Публия Сира. «Кто попустительствует дурным людям, тот вредит хорошим». И еще: «Кто защищает виновного, тот сам навлекает на себя обвинение». А еще один маггл сказал: «Жалость к палачам становится жестокостью по отношению к жертвам».
МакГонагалл подняла руки.
— Довольно! Я поняла вас.
— «Ошибочное милосердие не только слабость, но граничит с несправедливостью и весьма пагубно для общества, потому что поощряет порок». Похоже, магглы понимают в воспитании намного больше, чем волшебники.
— Мисс Ньюберри...
— Это грех, — строго выговорила пожилая леди, — грех гордыни. Ничто так не убивает душу, как уверенность в том, что смертному дозволено решать, что есть дурно, а что есть добро.
— Я... я понимаю вас, — проговорила МакГонагалл и отпила из чашки. Ей вдруг стало так неуютно и холодно в этой милой комнате, полной очаровательных вещиц.
Гермиона тем временем достала карандаш и деловито вычеркивала позиции в списке школьных принадлежностей.
— Котел у меня есть, — бормотала она, — весы тоже есть, книжки есть. О, наконец-то купим волшебную палочку. Аделин, мы мантии сами сошьем или будем покупать?
— Купим, — ответила Аделин, — это уже традиция — покупать школьные мантии у мадам Малкин.
Девочка кивнула.
— А сову, кошку или жабу? — снова спросила она.
МакГонагалл стало даже несколько не по себе от этой деловитости.
— А кого ты хочешь? — поинтересовалась Аделин.
— Ну-у-у-у, — девочка наморщила носик, — кошек я люблю, но совы полезнее. Жаб — не люблю.
— В школе есть совы, — сказала Аделин, — и ученики могут ими пользоваться.
— Тогда не знаю, — сказала Гермиона, — я ведь буду учиться, а зверек будет скучать один.
— Может быть, ты просто сама все посмотришь и оценишь, а фамилиара мы купим тебе потом? — предложила Аделин. — Или он сам к тебе придет, так тоже бывает.
— О, — глаза девочки широко раскрылись.
МакГоннагалл ощутила даже некоторый страх. Обычно магглорожденные дети, которых она посещала, пугались и смущались. Этот же маленький монстр совершенно точно знал, чего хочет и прекрасно ориентировался в реалиях магического мира. Это было неправильно.
— Ладно, — проговорила она, поставив чашку на столик и поднимаясь из кресла, — я рада, что вам не надо ничего объяснять и в сопровождении вы не нуждаетесь. До свидания! Мисс Грейнджер, до встречи в Хогвартсе.
— До свидания, профессор!
МакГонагалл аппарировала. Ей нужно было поговорить с директором.
Альбус Дамблдор пил чай в обществе Северуса Снейпа и Филиуса Флитвика.
— Минерва, дорогая, ты сегодня рано, — улыбнулся он, — не застала семью дома?
