По ту сторону окон нормальные люди опровергали Декарта – существовали в убогом и сонном безмыслии, расходуя свой нищий рассудок лишь на то, чтоб безропотно принять усилия чужого ума. Нормальные люди голосовали за пыльного столоначальника по кличке Моль, внимали проповедям табачного оптовика, украшенного панагией, платили деньги за буквы на этикетке, заучивали самодельные мантры и боялись ваххабитов больше, чем пьяной шоферни. Карпов был уверен в себе.
Форум на fun-city.ru был самым популярным в городе, Карпов зашел туда из интернет-кафе и битых полчаса импровизировал про давнюю поездку в Петрич, про двадцать левов и кусок сахара и закончил мрачной, размазанной фразой о том, что город вымрет апрельской ночью. Через неделю форум слепил из говна конфетку: imho, надо ждать аварии на химпроизводстве, резонерствовал Grand, последнюю очередь сдавали к 60-летию Октября, прикиньте фондоотдачу и делайте выводы, и Деffка, юродствуя, вторила: аццкая жесть! я всигда знала што химзавод ибанецца! гы-гы :) Twix настаивал: PRороков надо мочить в сортире оптом и в розницу! – но один в поле не воин. В областном универе, за полтыщи верст отсюда обрусевший болгарин с партийной фамилией Живков, морща лоб, перевел написанную Карповым бредятину, и дня через два сеть изучала цитату из придуманного таблоида «Седмица» : градът ще легне да спи, но вече няма да се събуди, а онези, които се събудят, ще съжаляват за това . Карпов из недели в неделю покупал местный «Realty-market» и вылавливал в таблице одну и ту же хрущобу на Гагарина: пятьсот пятьдесят – пятьсот тридцать – пятьсот двадцать… За сплетню ухватились «Губернские ведомости»: попробуем разобраться, – а был ли вообще мальчик? но победный благовест не состоялся. Кур чрез рамо , сказали бы братушки из Петрича.
Брателло, чё ты гонишь, отдохни, по ходу, у форточки, какие двести тонн? Саша, ты дуру-то не включай. Мне твои предъявы реально по фаллосу, ощерился Сара, по чесноку, ты и аванс не отработал. Смотри, тебе жить, предупредил Карпов. Бля, давай еще разберемся – типа, чья крыша выше?
Последний вопрос раунда – «Детство и отрочество» за триста, объявил Кулешов, этим существом его пугали родители, и Ройзман назвал давний кошмар по имени: вава.
Горела настольная лампа, в углах перешептывались мглистые тени, и отец, тыкая пальцем в темень под кроватью, низко, нараспев выговаривал: ва-а-ва… Он, путаясь в собственных ногах, с ревом бросался к матери, но ее глаза тоже опрокидывались: ва-а-ва, и он, мертвея от ужаса, забивался под стол, в узкое, гробовое пространство, очерченное краем скатерти. По ту сторону колыхался довольный родительский смех: вылазь давай, она ушла. Смысла этой жестокой потехи Карпов и по сю пору не разумел.
Что ж, подведем итоги: минус две у Антона, восемь четыреста у Жанны и восемнадцать пятьсот у Арона Моисеевича; Антон, мы прощаемся с вами, и впереди у нас финальный раунд.
Карпов, сам не зная отчего, ждал какой-то несуразицы: Жанну со щенком на руках, Ройзмана в портупее, но финал оказался до оскомины привычен. Кулешов ловко, точно костяшки на счетах, перебрал темы раунда: «Города и годы», «Цифры и факты», «Всюду деньги», «Ошибочка вышла»… После недолгого обмена репликами на мониторе остались «Цифры и факты». Сердце вновь кувыркнулось: вот оно, вот. Прошу делать ставки, сказал Кулешов и продолжил после невесомой паузы: честно говоря, давно у нас в финале не было такого простого вопроса – в этом возрасте он пошел в первый класс. Да шесть мне было, шесть. Дальнейшее не представляло интереса, и Карпов выключил телевизор. Что ж вы, суки, дешевите, спросил он, чувствуя себя четвертованной куклой, чьи пуговичные глаза провалились внутрь целлулоидного черепа, карминные губы рассечены трещиной, а на месте конечностей, отлученных от пластмассового тела, зияют аккуратные сквозные раны. Ладно, уже не важно. Надо ключ Наталье отдать, вот что.
Шальная домохозяйка на стук не отозвалась – улеглась спать или отправилась искать приключений на жопу. Он вернулся домой, где захлебывалась мобила. Звонил, вестимо, Иванов, – кому ж еще быть?
