– Или не хотели найти! – крикнул Бурлак и снова припал к ДШК.
Огненные стрелы впились в силуэты появившихся сбоку людей. Силин со всего размаху послал в их сторону гранату.
– Заглуши мотор, – попросил водителя Сармат.
В наступившей тишине слышались стоны и ругань на испанском языке. Сарматов спрыгнул с БМП и полез в ту сторону, откуда доносились звуки. Силин и Бурлак следили за ним. Сарматов шарил по земле лучом карманного фонаря. Луч выхватывал скорчившиеся среди деревьев трупы и вдруг чуть поодаль от них уперся в стоящую на коленях фигуру в монашеской сутане.
– Факинг! Рашен факинг! – с ненавистью прохрипел монах, пытаясь перебитыми руками поднять автомат.
Силин ногой отбросил оружие в сторону и направил луч фонарика в лицо монаха.
– Брат Бартоломео!.. Вот ведь, мать твою, слуга божий, с крестом и пулеметом!.. – воскликнул Сарматов.
– Рашен сивиньи! Рашен факинг! Факинг! – захлебываясь кровью, прохрипел тот.
– И брат Сильвио здесь! – хмыкнул Сарматов, направив луч на лежащего навзничь человека. – Давай посмотрим, может, и патер где-то рядом свои богослужения проводит!..
– Осторожнее, командир! – предупредил Силин. – Они здесь успели мин понатыкать!.. Я их утром распатроню…
– Святые отцы еще и минеры по совместительству, – проскрипел зубами Бурлак и грязно выругался. Затем добавил: – А патер, видать, смылся! Ну, попадется он мне! Припомню я ему этот крестный ход!
Втроем они подняли потерявшего сознание монаха и понесли его к БМП.
Сарматов, уложив раненого на броне, взялся за рацию.
– Орхидея?.. Орхидея?.. Я – Снег! Ответь Снегу! Прием!
– Орхидея слушает, Снег! Прием! – донеслось из рации.
– Родригес!.. Родригес!.. Немедленно пошлите в индейские поселения людей и возьмите патера! С ним там еще один – брат Игнасио!.. Прием!..
– Снег, на связи Хорхе!.. Родригес предал революцию и бежал к гусанос. Никакого падре нет у индейцев, мы проверяли. Революция победит! Прием!
– В задницу вашу революцию!.. Можете так и передать вашему команданте Ортеге! Конец связи!.. – проорал Сарматов и выругался так витиевато, что на него даже покосились Бурлак и Силин.
Сарматов оттолкнул рацию и что есть силы ударил кулаком по броне. Никто к нему с расспросами не приставал – и так было видно, что дело – дрянь.
* * *
Утро. Поднимая тучи красной пыли, похожей на молотый кофе, камуфлированный «Ми-8» сел на площадку перед дощатым сараем.
– Рота, подъем! – крикнул дневальный спящим в гамаках бойцам.
Из пристройки, одеваясь на бегу, навстречу вышедшему из вертолета костистому генералу вышел Сарматов.
– Товарищ генерал-майор, докладывает капитан… – начал рапортовать он.
– Не ори, Сармат! – остановил его генерал. – Сколько раз за ночь из вас юшку пускали?
– Четыре, товарищ генерал.
– Потери?
– Шесть – «груз двести» и двое – легкораненые.
– А за все время?
– Двадцать один и девять раненых.
– На других точках еще круче! – произнес генерал и спохватился: – Обойдусь без бесед с личным составом… Скажи, чтобы архаровцы спали, а сам ступай в вертушку – там человек по твою душу!
У трапа вертолета стоял одетый в гражданское Савелов. Он протянул Сарматову руку, но тот поднес руку к берету и, не останавливаясь, поднялся в салон. Костистый генерал жестом показал ему место напротив грузного человека в штатском с седыми кустистыми бровями и представил его собеседнику:
– Вот капитан Сарматов – прошу любить и жаловать!
Грузный человек кивнул в сторону иллюминатора и спросил:
– Что вы обо всем этом думаете, капитан?..
– А что мне об этом думать! Это не в моей компетенции. Пусть начальники думают – мое дело воевать! – ответил Сарматов.
– Как разговариваешь с генерал-лейтенантом… нашим коллегой?! – вскинулся костистый генерал.
– Виноват, товарищ генерал-лейтенант! – ответил Сарматов.
– Ничего, у меня на лбу не написано! – добродушно кивнул грузный и показал на кресло. – Откуда они сюда приходят? – спросил он.
– Из-за реки, – ответил Сарматов. – Приходят по нескольку групп. Одна-две отвлекают, три-четыре бьют наверняка. У них каждый наш окоп пристрелян. С точностью до минуты знают о приходе и уходе транспортов с кофе…
