— Вроде бы, — подтвердил Лаптев.
Внезапно в ущелье стало сумрачно, поднялся ветер, повалил снег. Вскоре кругом все загудело и застонало, как в штормовую погоду в море. Сверху посыпались камни, вырванные с корнем кусты.
— Бойцов — в укрытие! — скомандовал военврач. — Охранение менять через полчаса.
Такое столпотворение в природе Лаптев видел только в оренбургских степях. Однажды буран застал его и мужа тетки в открытом поле, километрах в семи от деревни. Они только что сложили воз сена, когда поднялся ветер.
— Ну, парень, теперь держись! — крикнул Лаптеву дядька. — Давай заводи лошадь за зарод.
— Успеем же доехать до дому? — возразил он.
— Что, погибнуть захотел? Заводи, говорю!
Двое суток просидели они в стогу. Только к утру третьего дня начало прояснивать. В деревне их считали уже погибшими.
«А может быть, и тут тоже заладит надолго», — подумал Лаптев, стряхивая с ворота снег.
— Оскольцев! — крикнул он.
— Я здесь, — приподнялся сержант.
— Остаетесь за меня. Я иду к Буряку.
— Возьмите двух бойцов, товарищ военврач.
Ураган все более свирепствовал. От ветра захватывало дыхание, снег слепил глаза. Лаптев и бойцы шли, прижимаясь к каменной стене. Иногда они, словно упершись в воздушную преграду, не могли сделать даже шага. Тогда несколько минут стояли отдыхая. В одном месте Лаптев не удержался и заскользил вниз. В последний момент он ухватился рукой за ствол искривленного деревца. Сильные руки красноармейцев подхватили командира и поставили на ноги.
— Осторожнее, товарищ военврач, — прокричал один из них. — Так спикировать можно.
— Спасибо, — еле разлепляя губы, ответил Лаптев.
Через полчаса они увидели полузанесенные снегом повозки.
— Стой, кто идет? — окликнул их часовой.
— Свои, военврач Лаптев с бойцами.
Появился Буряк.
— Ну, как у вас тут, старшина? — спросил Лаптев.
— Плохо, товарищ военврач. Раненых разместил в затишье, однако засыпку рва пришлось прекратить.
— Ясно. Но, может, этот снег поможет нам?
— Вряд ли. Ров глубокий.
— Майора похоронили?
— Да, товарищ военврач. На камне написали фамилию, год рождения, должность.
— Добавьте адрес полевой почты части. Будут после войны разыскивать. Родные… Как вы думаете, Буряк, такая погода нам на пользу?
Буряк ответил не сразу.
— С одной стороны, это хорошо — фашисты потеряют маневр. Но и нам нелегко будет пробиваться вперед.
— Да, это верно, — задумчиво сказал военврач. — Вы случайно не одессит, Буряк?
— Нет, — удивленно ответил старшина. — Николаевский я, шофером работал в порту. А что?
— Просто так. Легкий у вас характер, неунывающий. И обстановку быстро схватываете. На фронт-то как попали?
— Я еще до войны на «Красном Кавказе» начал служить… Когда обороняли Одессу, крикнули добровольцев. Попал в морской отряд полковника Осипова. Слышали? Вот, вот. Потом Севастополь защищал, а теперь вот топаю по кубанской земле.
— Ладно. Где военфельдшер Петряева?
— При раненых.
…Раненые лежали на подстилках из веток кустарника, собранных заботливыми руками моряков и красноармейцев. Тесно сдвинутые повозки защищали их от порывов ветра. Костры, хотя и не давали большого тепла, все же спасали от внезапно нахлынувшей стужи. Многие дремали, обессиленные переходом.
Подошла Петряева.
— Как состояние раненых? — спросил се Лаптев.
— Двум требуется немедленная операция…
— Да, да. Но у нас нет анестезирующих средств.
Военврач устало присел на камень. Петряева опустилась рядом.
— Может, поедите, Борис Сергеевич? — спросила девушка, глядя на его осунувшееся лицо.
— Потом, Тоня. Надо сначала решить, что нам делать с теми.
Она поняла: врач говорит о раненых, нуждающихся в срочной операции. Неужели отважится? У них не было даже простой керосиновой лампы. Правда, ей удалось в последний момент захватить с собой сумку с хирургическими инструментами, но в этих условиях они могут оказаться бесполезными, так как нет антисептиков. Единственная возможность спасти раненых — немедленно отправить их в госпиталь. Но отряд отрезан, и еще неизвестно, удастся ли выскочить из каменного мешка даже здоровым.
— Надо оперировать, — подумав, сказал Лаптев.
— Тогда отдохните, хоть немного.
