Почтительное отношение Ванина к Пинчуку Уваров заметил уже в первые минуты своего знакомства с разведчиками. Балагуря, Сенька нет-нет да и взглянет мельком на Пинчука -- но осуждает ли тот его. Вот сейчас, заметив, что Петр перестал смеяться, Сенька приумолк, притих, насторожился и молча полез на нары -- может быть, ему просто и самому уже надоело молоть языком. Кто знает...
Яков присматривался к разведчикам. Первые минуты Уваров чувствовал себя неловко. Молчаливый и угрюмый по своей натуре, Яков с трудом выдавливал слова. Это не понравилось всем, а Семену в особенности.
-- Так не пойдет! -- категорически заявил он. В его руках появилась фляга в сером чехле. Он встряхнул ее. Прислушался: -- Есть! Сейчас ты у меня заговоришь! Аким, ну-ка открой баночку!
Ерофеенко достал большую банку консервов, долго возился с ней. Ванин искоса поглядывал на него, злился.
-- Эх, горе ты мое,-- вздохнул он притворно и взял у Акима банку. Открыл ее быстро, налил в жестяную кружку водки и поднес Уварову. Тот покачал головой и глухо выдавил:
-- Не пью.
Сокрушенно свистнув, Ванин недружелюбно посмотрел на новичка и сердито заметил:
-- Ну, сельтерской у нас для тебя нет.
Уваров промолчал. По настоянию Шахаева, он все же рассказал немножко о себе.
Вспомнил свой колхоз на Курщине, в котором работал трактористом, первое ранение на фронте, госпиталь, медицинскую сестру, в которую влюбился ненароком, да так и не признался ей в этом.
-- До войны дела шли не ахти как здорово, но все же неплохо. Мы с отцом работали, мать дома, по хозяйству, сестренка училась. Последнее время и я стал учиться на механика, да война помешала.
-- Она всем помешала,-- мрачно пробормотал Ванин.-- Я вот тоже токарем на шарикоподшипниковом заводе в Саратове работал.
-- Инженером небось думал стать?
-- Конечно, думал. И стал бы им,-- ответил Семен. Потом, после паузы, добавил убежденно: -- Я еще буду инженером. Вот войну закончим, и буду, ежели, конечно, фрицевская пуля сдуру не укусит...
Все замолчали и как-то тихо, раздумчиво посмотрели друг на друга.
-- У тебя все готово, Пинчук? -- вдруг спросил Шахаев, нарушив молчание.
-- Всэ, товарищ сержант!..-- быстро ответил Петр и, потрогав свои усищи, пояснил: -- Вчера еще всэ було готово.
До этой минуты Пинчук молчал. Но по выражению его лица Шахаeв видел, что Петр внимательно прислушивался к солдатскому разговору. О чем он думал? О предстоящей ли операции, о своем ли колхозе или о том и о другом вместе? Есть о чем вспомнить Пинчуку! Как-никак, а он "головой колхоза был, да какого колхоза!" Сколько таких вот парней воспитал он в своей артели! Где они сейчас? Может быть, вот так же сидят в блиндажах и готовятся уйти в тыл врага? Или идут в атаку? И все ли живы-здоровы?..
Пинчук шумно вздохнул.
-- Оце ж вы, хлопци, дило кажете,-- не выдержал все-таки и он.-- Писля вийны нас всих заставят вчитыся. Велыки дила будем делать! -- и снова пригладил, многозначительно хмурясь, свои Тарасовы усы.-- А зараз хрица надо бить сильней!..
Сказав это, он принялся пробовать у самого Сенькиного уха свое новое кресало. Искры летели во все стороны, а фитиль не загорался. Пинчук отчаянно дул на него.
-- Брось ты эту гадость, Петр Тарасович! -- дружески посоветовал ему Ванин.-- То ли дело -- зажигалка! Чирк -- и готово!
И чтобы подтвердить свои доводы, он вынул из кармана свой последний трофей -- "бензинку-пистолет". К величайшему смущению Сеньки, она не загорелась.
-- Кресало надежней,-- убежденно заговорил Пинчук.-- А зажигалка -что? Высох, испарился бензин -- и ты ее хоть выброси. В наш рейд лучше с кресалом. Трут, камушек в карман -- и все.
Замолчав, Пинчук решил заштопать дырку в гимнастерке. Но тщетно пробовал он просунуть нитку в ушко иголки. Слюнявил ее, заострял кончик грубыми пальцами, а совал все мимо.
-- Ты Акима на помощь позови. Он в очках,-- смеялся Ванин.
Отчаявшись, Пинчук попросил Сеньку. Тот всегда был готов удружить голове колхоза. Взял из рук Пинчука иголку и нитку, быстро продел ее в ушко. Не удержался, чтобы не сказать:
-- А еще хвалишься: старый конь борозды не испортит. В иголочное ушко не попадешь -- куда уж тебе...
