Потом подумал еще о чем-то, улыбнулся вдруг, доставая из той же стопки том "Войны и мира". Неожиданно заговорил:
-- А вы знаете, Федор Николаевич, чем велик был старик Кутузов? -- и, помолчав, светлея в лице сам, ответил: -- Он отлично знал душу солдата. Да и сам, пожалуй, был солдат. Хитрый, умный русский солдат!..
Все более воодушевляясь, Сизов начал читать, очевидно, особенно понравившееся ему место:
-- "Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто-то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько минут и, видимо, неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
-- Благодарю всех! -- сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо были слышны его медленно выговариваемые слова.-- Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки".
Сизов, взволнованный, утирая пот с лица, перестал читать. Посмотрел на тихо слушавшего и как будто чем-то немного удивленного Демина.
-- А какая гордость звучит в его словах. Русская гордость! Вы только послушайте...
И генерал снова начал читать, голос его чуть дрожал:
-- "Нагни, нагни ему голову-то,-- сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев.-Пониже, пониже, так-то вот. Ура! ребята,-- быстрым движением подбородка обратясь к солдатам, проговорил он.
-- Ура-ра-ра! -- заревели тысячи голосов.
Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым блеском.
-- Вот что, братцы...-- сказал он, когда замолкли голоса.
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, заговорил простой старый человек, очевидно что-то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
-- А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что дeлать! Потерпите, недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда".
Генерал закрыл книгу, положил ее на прежнее место, подровнял с другими книгами. Сказал, сверкнув на Демина своими быстрыми, молодо заблестевшими глазами:
-- Это был настоящий отец солдатам. И он побеждал.
Слушая Сизова, полковник удивлялся, как это сидевший против него такой пожилой человек, обремененный сложными обязанностями, успевал не только прочитывать все эти книги, аккуратно собранные и сложенные на столе, но и писать еще статьи в газету,-- где находил он для этого время?
-- Вам надо отдохнуть, Иван Семенович,-- участливо сказал полковник.
-- Вот как раз сейчас этого и нельзя делать. Разведчики еще на этом берегу. Надо подумать, как бы их получше переправить. Эта операция для нас очень важна!.. Немецкое командование подбрасывает на наш участок все новые и новые силы. Это неспроста...
В дверях появился адъютант и сообщил, что пришли танкисты.
-- Зовите их быстрее!..-- оживился генерал.-- Ну вот, а вы говорите -отдыхать! Нет, Федор Николаевич, отдыхать сейчас не время. Останьтесь. Посидите. Танкисты -- народ интересный.
-- С большим бы удовольствием, Иван Семенович, но должен спешить на совещание с парторгами. Они, наверное, уже ждут.
Демин вышел из блиндажа, остановился на опушке леса. Осмотрелся. Справа, километрах в девяти, виднелся подернутый сизой, трепещущей дымкой занятый врагом Белгород, слева, подальше,-- Волчанcк; прямо за Донцом, окруженная дубовой рощей, белая, как плешь древнего старика, грелась на солнце меловая гора; от горы перепутанной зеленой бородой сбегал по извилистому овражку разномастный кустарник. По эту сторону вдоль реки вытянулись полуразрушенные села. То там, то сям вихрились султаны разрывов. Позади, в трех-четырех километрах, отделенный от Донца поляной и небольшими рощами, могучей ровной стеной стоял темный и сырой Шебекинский лес.