Сколько длилась бомбардировка, никто не заметил, но когда самолеты, сбросив на город свой смертоносный груз, улетели, все облегченно вздохнули. В разных районах Киева пылали пожары. Только к полудню стало известно, что налет на столицу Украины — не какая-нибудь провокация, а начало войны с гитлеровской Германией. Ударам с воздуха подверглись и другие города Украины — Ровно, Львов и Житомир.
Вечером 22 июня была передана сводка Главнокомандования Красной Армии. Радиодиктор поведал стране: «С рассвета 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались нами. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехоновец (первые два в 15 километрах и последний в 10 километрах от границы).
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встретила решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов противника»[1].
Катуков сразу же решил без промедления ехать в дивизию. С лечащим врачом удалось договориться, хотя и не сразу. Тот просил подождать, чтобы получить разрешение профессора Чайки.
Уломав лечащего врача, Катуков на попутной машине помчался в Шепетовку, в свой штаб. На дороге уже видны были следы начавшейся войны — в канавах валялись опрокинутые повозки, трупы лошадей, обгоревшие остовы машин. Видно, совсем недавно под бомбежку попала какая-то воинская часть.
Находясь в госпитале, Катуков не мог представить себе, в каком положении оказалась дивизия в первый день войны, не знал он и о директиве маршала С. К. Тимошенко, которая требовала:
«Первое. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить.
Второе. Мощными ударами бомбардировочной авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск…»[2]
Не мог Катуков знать и о том, что предприняли командующий округом генерал М. П. Кирпонос и начальник штаба генерал М. А. Пуркаев, не догадывался, что бои идут по всей государственной границе.
Полуторка приближалась к Шепетовке. Здесь воздух тоже пропах дымом пожарищ: горел мост, а над железнодорожной станцией в небо поднимался густой, черный столб дыма.
Из начальствующего состава в штабе нет никого — ни заместителя комдива полковника В. М. Черняева, ни начальника штаба полковника Н. Д. Чухина. Открыв следующую дверь, Катуков увидел заместителя начальника штаба подполковника П. В. Перерву, кричащего что-то в трубку телефонного аппарата. Увидев комдива, Петр Васильевич вскочил из-за стола, пытаясь отдать рапорт, но, поняв бессмысленность своей затеи, снова сел, закрыв на мгновение лицо руками.
Как ни пытался Катуков узнать, есть ли связь с корпусом, все было напрасно — Перерва только качал головой.
Комдив не узнавал своего подчиненного, хорошего штабного работника, всегда спокойного и рассудительного, теперь перед ним сидел человек, на которого словно затмение нашло: осунувшееся лицо, красные, видимо от бессонницы, глаза, вылезавшие из орбит, и нервно дрожавшие руки, которые тянулись то к карандашам в пластмассовом стакане, то к бумагам, разбросанным по столу.
Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем подполковник успокоился. Затем он подробно доложил обстановку, сложившуюся в дивизии с начала войны. Как только немецкая авиация стала бомбить Шепетовку, Славуту и Изяслав, заместитель комдива Черняев связался по телефону с командиром корпуса Рокоссовским. Тот приказал немедленно выступить с двумя танковыми полками по направлению к Луцку, где разыгрывалось приграничное сражение. Полки выступили незамедлительно. С ними ушли Черняев и Чухин. Пока от них не поступало никакой информации.
