Ответом на ее крики стал душераздирающий вопль темноволосого мужчины в черном платье, такого же красивого, как и она. С искаженным от ужаса лицом он устремился к ней, но, увы, слишком поздно: спасти ее уже было нельзя. И все-таки он бросился к ней сквозь языки пламени, как будто надеялся, что все же сумеет вырвать ее из огня.
Как ни старалась, я не смогла отогнать от себя образ этой пары, сжимавшей друг друга в объятиях, которые невозможно было разомкнуть. И выбор у них был один — либо сгореть заживо, либо выброситься из окна в холодную ночь. Никакой надежды на спасение у них не было, и мужчина решился на этот отчаянный поступок.
Две охваченные пламенем фигуры, сплетенные в последнем вечном объятии, подобно падающей звезде, сорвались вниз с пылающей башни, чтобы встретить смерть в простиравшейся внизу темноте.
Загнав эти воспоминания в дальние уголки сознания, я открыла глаза и тотчас встретила озабоченный взгляд Витторио. Он все еще ждал моего ответа, и я, чтобы предотвратить дальнейшие вопросы, заняла линию обороны.
— Просто в последнее время я сильно скучаю по своим родным, — ответила я. — Мне хотелось немного побыть одному, и не портить своей тоской настроение другим подмастерьям.
Как я и рассчитывала, выражение лица моего друга смягчилось, и он понимающе кивнул. Кстати, объяснение это было недалеко от истины. Многие ученики мастера были из иных, нежели Милан, мест, и поэтому встречи с родственниками были редкостью. Некоторые из нас месяцами не встречались с родными. Я не видела родителей и братьев вот уже больше года, хотя нам с отцом удалось дважды обменяться письмами, воспользовавшись подвернувшейся оказией.
Умение краснодеревщика Анджело делла Фация обращаться с деревом соперничало с мастерством Леонардо, виртуозно владевшего кистью. Отец понял мою страсть к искусству, побудившую меня однажды ночью оставить родной дом, чтобы обучиться ремеслу художника. Он также прекрасно понимал, что в сложившихся обстоятельствах я не могу вернуться домой до тех пор, пока остаюсь в учениках у великого Леонардо.
— Я тоже скучаю по отцу и сестрам, — признался Витторио, дразня собачонку длинной травинкой. — Но главное, я рад, что ты не злишься на меня. И, конечно же, ты никогда по-настоящему не сердишься на Пио, несмотря на все его проказы, потому что любишь его, как и я. Так что теперь я, пожалуй, оставлю тебя одного.
Впрочем, вопреки собственным словам Витторио остался сидеть на траве рядом со мной. Я тотчас поняла, что имеется некая другая причина, по которой он искал меня, и решила схитрить.
— Прошла уже почти половина дня. Почему же ты до сих пор в замке, а не отправился в город с Константином, Паоло и другими учениками?
— Мастер попросил меня присмотреть за малышом Пио, потому что собачка любит меня больше остальных. После мастера, конечно, — добавил Витторио, горделиво вскинув подбородок.
— Конечно, — согласилась я, улыбнувшись тому, с какой важностью мой товарищ говорит о нашем четвероногом друге.
Когда-то шаловливый Пио был любимцем той самой, сгоревшей заживо юной графини, смерть которой я так горько оплакивала. Живя в ее покоях, Пио спал на мягких подушках, ел изысканные лакомства и носил красивые вышитые ошейники, как и подобало его высокому положению. А положение он и впрямь занимал высокое, даже выше, нежели многие придворные, и потому удостоился чести быть запечатленным на картине великого Леонардо. Именно тогда, работая над его портретом, великий мастер проникся симпатией к Пио.
После смерти юной графини никто не пожелал предъявить права на малыша Пио, и мастер взял собачонку к себе. Теперь Пио проводил дни, мирно посапывая в каком-нибудь солнечном местечке в покоях Леонардо, или бродил по мастерской, доставляя подмастерьям безобидные неудобства.
— Посмотри, Дино, — вывел меня из раздумий голос Витторио. — Я сделал для Пио подарок. Скажи, как он тебе?
С этими словами мой товарищ указал на широкий плетеный ошейник на шее нашего четвероногого любимца. Ошейник был выполнен даже более изысканно, чем плетеный пояс Витторио, — настоящий шедевр хитроумных переплетений и узелков тонких полосок кожи.
