Вдруг, в минутном проблеске снежного затишья, он увидел, как огромная тень, поднимавшаяся в темноте справа от него, приняла четкие очертания, и уяснил себе впервые положение свое и своих товарищей. Эта тень оказалась гигантской горой, но они шли вовсе не по ее кряжу, а по скалистой горной цепи, которая тянулась по склону. Слева открытая пропасть отвесно низвергалась в бурлящий мрак. Наткнувшись случайно ногой на кусок дерева, Род поднял его и бросил в пустоту. Потом он прислушивался в течение одной или двух минут, но не услышал ничего, кроме того же оглушительного грохота, который не прекращался ни на секунду. Дрожь пробежала у него по спине. Да, это были ощущения, которых он никогда прежде не испытывал, да и не мог испытать на улицах большого города.
Скалистая горная цепь продолжала подниматься все круче и круче. Ноги наливались свинцовой тяжестью. Из-за окутавшего все мрака в двух шагах ничего не было видно. Особенно трудно приходилось Ваби, который тащил сани. Несмотря на свою рану и утомление, Род стал помогать ему, подталкивая их сзади.
Восхождение продолжалось в течение получаса, и шум водопада стал постепенно затихать, а потом и совсем заглох. В то же время казалось, что стена тени опустилась. Наконец она вовсе исчезла.
– Стоп! – закричал Мукоки.
Караван дошел до вершины горы, которая была хоть и достаточно внушительной высоты, но далеко не столь огромна, как сперва показалось Роду.
Ваби со вздохом облегчения сбросил свою упряжь, Родерик испустил радостный возглас. Что касается Мукоки, то он со своей обычной неутомимостью тотчас же отправился на поиски места, удобного для стоянки.
На этот раз снова громадная скала приняла их под свою сень. Род и Ваби помогли индейцу срезать сосновые ветки для устройства хижины и постелей, после того как с земли был тщательно сметен снег. Часом позже все было кончено и уже потрескивало веселое пламя костра. Мертвые тополя, валявшиеся на земле, – наилучшее топливо, какого только можно было желать, – в изобилии снабдили их дровами. Только тогда товарищи заметили, что они голодны, и Мукоки было поручено позаботиться об ужине. Кофе и консервы скоро были готовы.
Стена скалы выполняла роль рефлектора, отражая с удесятеренной силой благодетельную теплоту огня и его раскаленный свет. В этом жарком блеске Род, окончив еду, почувствовал, что его непреодолимо клонит ко сну. Не в силах больше бороться, он дотащился, уже почти спящий, до хижины и закутался в одеяло на своей пахучей сосновой постели. Через несколько минут никто уже не существовал для него.
Последним образом, который сознательно восприняли его глаза, был Мукоки, громоздящий на костре одно полено за другим, и пламя, которое взвилось почти на четыре метра в высоту и осветило во мраке сказочный пейзаж горного хаоса.
Только когда Родерик лег спать и его нервное напряжение ослабело, сказались последствия чрезмерных усилий, проявленных им, несмотря на свою рану, в течение истекшего дня.
Тревожные, мучительные кошмары прерывали его лихорадочный сон. В то время как Ваби и старый индеец, лучше его вооруженные против усталости и волнующих впечатлений Пустыни, мирно отдыхали, вкушая сладкий сон, наш горожанин неоднократно просыпался, как от толчка, с глухим стоном или резким криком, думая, что спасается от какой-то страшной опасности. И, только проведя рукой по глазам и наполовину приподнявшись на локте, он отдавал себе отчет, что все пережитые им страхи были простым кошмаром.
Во время одного из этих пробуждений, когда он в десятый раз приподнялся на своем ложе, ему показалось, что он слышит шаги. Он расправил свои члены, протер глаза, посмотрел на темные и неподвижные фигуры спящих товарищей и, убежденный, что это опять был сон, снова опустился на сосновые ветки.
Ему показалось, что снова послышался едва уловимый шум, и, подскочив как на пружине, он в один миг выпрямился на своем ложе. Больше не могло быть сомнений. Он дал бы голову на отсечение, что ясно слышал совсем близко от хижины скрип снега под чьими-то осторожными, мягкими шагами. Он затаил дыхание и стал напряженно слушать. Ни один звук не нарушал тишины, только головешки слегка потрескивали в костре. Конечно, ему опять приснилось, и он натянул на себя одеяло, как вдруг…
