Взлетающий Орел кивнул.
— Чанакия, — проговорил мистер Виргилий Джонс. — Это имя я сам добавил себе. Так звался древний король-философ, часто повторявший, что мир совсем не то, чем кажется на первый взгляд, и даже не то, чем не кажется, но все сразу. Одновременно и то, каким мы его видим, и то, каким нам не дано его увидеть. Это известное определение, и если я не ошибаюсь, принадлежит оно именно Чанакия. Это было сказано много, много лет назад — понимаете? За точность цитаты не ручаюсь, здесь важен смысл.
Мистер Джонс быстро глянул на яму колодца, вздохнул и заговорил снова.
— Хорошо, подойдем к проблеме с другой стороны. При взгляде на меня, вы, мистер Орел, понимаете, что тело мое твердо и непрозрачно. Возьмем теперь другое — посмотрев на этот колодец, вы можете с уверенностью сказать, что он пуст. Теперь ответьте мне следующее: согласны вы или нет с тем, что эти два определения — полная пустота и твердое непрозрачное тело — не имеют никакого отношения ни к моей природе, ни к природе колодца, а целиком и полностью зависят от того, как вы и то и другое видите?
Взлетающий Орел нахмурился.
— Извините меня, мистер Орел, — сказал тогда мистер Джонс. — Вижу, что обескуражил вас, но и это понятно — вопрос сложный. Но попытайтесь понять: мое тело есть материя, состоящая из мельчайших частиц, иными словами, элементарных ультрамикрокосмов. Все сводится к тому, что расстояние между частицами, составляющими мое тело, гораздо меньше, чем между заполняющими пространство колодца. Располагая другими средствами наблюдения, более точными и чуткими, чем наши глаза, можно открыть, к примеру, что я так же «пуст», как жерло колодца, или наоборот, что воздух в колодце так же «тверд» и «плотен», как я.
— Возможно… — с сомнением проговорил Взлетающий Орел.
— То, к чему я клоню, как обычно, неловко и обиняками, — продолжил Виргилий Джонс, — сводится к следующему: границы нашего мировосприятия устанавливают наши собственные возможности, а не природа мира. Встречая на своем жизненном пути вещи, выбивающиеся из установленных нами же самими привычных рамок, мы немедленно причисляем их к разряду сверхъестественного. Призраки. Неопознанные летающие объекты. Видения. Мы ставим под сомнение душевное состояние тех, кто способен видеть все это. И интересный факт: человека признают разумным только тогда, когда он вписывается в изначально выдуманные кем-то границы реальности.
— Хм, — отозвался Взлетающий Орел.
— «Вперед, вперед и вперед, — сказала птица», — торжественно провозгласил Виргилий Джонс.
— Что?
— Это цитата из одного известного автора, — ответил Виргилий Джонс. — Мое чудачество. Пытаюсь оправдаться в собственных глазах. Но давайте продолжим. Прошу прощения за краткое отступление от темы.
С тем чтобы подкрепить и пояснить свои тезисы, я приведу пример. Аналогию. Во всех нас — и в окружающем нас мире — в живых существах и неподвижных предметах, ветре и свете, в общем во всем — сравнительно с подлинно твердой материей, есть большая доля пустого пространства. Не будет безосновательным заявить, что прямо здесь, вокруг нас и внутри нас, существует совершенно другой мир, состоящий из соответствующих друг другу твердых частиц и пустот, и имеющиеся в этом мире наблюдательные устройства таковы, что мы для его обитателей словно бы не существуем, как, впрочем, и они для нас. Я говорю о другом измерении.
— Ну, не знаю, — нерешительно протянул Взлетающий Орел. — А если и так, то что?
— Если вы примете эту гипотезу, то, развивая ее, можно сказать, что одновременно может существовать больше двух таких миров. В одной и той же точке пространства может быть бесконечное множество измерений, этакий палимпсест, одно скрыто за другим, на другом слое, причем постичь или увидеть эти измерения, кроме одного, мы не в состоянии.
И вот еще: нет причин сколько-нибудь обоснованно полагать, что все это бесконечное множество измерений существует только в масштабах нашего физического мира. Бесконечность измерений может брать начало от мельчайших микрочастиц, составляющих атомы, восходя к размерам вселенной. Не будет также ошибкой заявить в таком случае, что сами мы, возможно, существуем внутри пары субатомных частиц некоего иного, невообразимо огромного мира.
