Изабель отложила письмо и посмотрела в окно. Скоро осень… Слухи о грядущей войне с виргинцами все усиливаются. Как бы Корнелиус не пытался ее успокоить, но ей-то понятно, что все только начинается. Король и Рейхстаг признали независимость Соединенных Провинций, и где-то во Франкфурте политики обсуждают детали. И как только станет ясно, что метрополия отступилась, горячие головы в Новом Амстердаме начнут давно желаемую войну с южным соседом. Как и все американеры она не любила виргинцев. Они были врагами Новых Нидерландов еще со времен основания первых колоний, и ничего с тех пор не изменилось. Изабель честно считала их глубоко порочными, одно их рабовладение чего стоит, разве может честный человек и верующий христианин превращать ближнего в говорящую вещь? Заставлять других трудиться, а самому проводить время в праздности? И в иной ситуации она бы даже приветствовала эту войну. Но мысль о том, что ее Корнелиус будет там сражаться, и, вполне возможно, никогда оттуда не вернется, вселяла в нее страх и готовность смириться со всеми недостатками южан, лишь бы они не разрушили ее только начинавшееся семейное счастье. Она еще раз посмотрела на желтоватый лист бумаги, и убрала его под молитвенник. В уголке глаза что-то закололо, и она протерла его краем платка. Она должна это выдержать, обязана… Река медленно струилась мимо низких, поросших кустарником и деревцами берегов кое-где позолоченных приближавшейся осенью. Лошади осторожно ступали по намытым рекой красноватым песчаным насыпям — вода стояла низко.
— Герр лейтенант, Вы уверены? — поинтересовался обычно молчаливый капрал Поттенбакер. Возглавлявший отряд молодой офицер лишь утвердительно кивнул головой, и занялся стряхиванием несуществующей пылинки с уже потерявшего за время похода привычный щегольский лоск мундира. Его рука едва заметно вздрагивала.
— Это граница, на той стороне уже виргинцы… — не унимался капрал.
Лейтенант с надеждой посмотрел на замыкавшего отряд худощавого человека с лицом, которое обычно принято за глаза от обладателя называть лошадиным, и заплетенными в тугую косичку длинными темными волосами. Однако тот сделал вид, что ничего не заметил.
— Таков приказ генерала, — не без труда выдавил из себя лейтенант, — вахмистр Зильбер может подтвердить… Обладатель косички больше не мог демонстрировать глубокую рассеянность, и был вынужден промычать что-то утвердительное.
— Не нравится мне это, — проворчал долговязый блондин с заметным остзейским акцентом, — я готов защищать мою новую родину и ее землю, но что мы забыли на чужом берегу в мирное время?
— Рядовой Витт, — возмущенно произнес лейтенант, — в нашей армии приказы командиров обсуждать не принято, тем более генералов… Вахмистр осуждающе покачал головой, пробурчав что-то себе под нос… Корнелиус подумал — «интересно кем из них двоих он не доволен, или обоими»? Кавалькада как-то сама собой остановилась у кромки воды.
— В принципе мы можем заночевать и на этом берегу, а завтра… — ни к кому не обращаясь произнес лейтенант.
— Плохо, командир, — вмешался ехавший рядом с ним кавалерист. Смуглое лицо и заплетенные в две косы длинные волосы выдавали в нем индейца, — они видят нас, мы их нет. Он показал на густые заросли, укрывавшие противоположный склон долины.
— Надо быстро от реки ехать. В лесу ночевать. На той стороне. Мало времени до вечера у нас. Быстро ехать надо, командир.
— Хорошо, Виллем, — вздохнул лейтенант. Он повернулся в седле и посмотрел на вверенный ему отряд. Дюжина кавалеристов, сплошные необстрелянные новобранцы. Лишь вахмистр Зильбер и индеец-проводник побывали в боях… Плохо. Очень плохо. И почему полковник Наарс выбирая людей для секретной миссии остановился именно на нем. Чем он провинился? Сидел бы он сейчас в лагере, хоть и дыра страшная, но все же среди людей… Он негромко чертыхнулся. И еще Зильбер его явно недолюбливает, а солдаты вахмистра уважают, похоже, побольше, чем командира. Нет, полковнику однозначно надо было найти другого кандидата на это задание.
— Вперед, — скомандовал лейтенант, стараясь придать голосу необходимую твердость и убедительность. Лошади зашлепали по воде. Разлив уже прошел, и большую часть реки можно было спокойно преодолеть вброд. Одинокая ферма высилась на плоской равнине, нарушая своей геометрической правильностью ее монотонное однообразие. Вахмистр Зильбер выразил общее впечатление словами «как прыщ на лбу»…
