IV. ЗАГРАНИЧНОЕ СТРАНСТВИЕ
Итак, Сковорода вышел из бурсы. Архиерей, увольняя его, «позволил ему жить где угодно». Куда же направился дух Сковороды? Киева ему было мало. Мало и всей России.
«Он возжелал видеть чужие края». Это было около 1750 г. Когда зарождаются основные и сильные стремления духа, судьба всегда благосклонна к ним. Без всяких средств, как мог Сковорода надеяться осуществить свое желание? Но он возжелал, и «скоро представился повод к сему».
«От двора отправлен был в Венгрию, к Токайским садам, генерал майор Вишневский, который для находившейся там греко — российской церкви хотел иметь церковников, способных к службе и пению. Сковорода, известный знанием музыки, голосом, желанием быть в чужих краях, разумением некоторых языков, представлен был Вишневскому и взят им в покровительство». Случаем «воспользовался он всеохотно»1
К сожалению, мы ничего не знаем о заграничных впечатлениях Сковороды.
В. В. Розанов говорит: «Можно ехать в Европу с пустым сердцем. Тогда в ней ничего не увидишь, кроме уличной ресторанной жизни».
Можно смело сказать, что не с пустым сердцем захотел ехать в Европу Сковорода. И потому привез он оттуда немало. Не удовлетворяя нашего любопытства, Ковалинский кратко говорит: «Путешествуя с сим генералом, имел он случай с позволением и с помощью его поехать из Венгрии в Вену, Офен, Пресбург и прочие окольные места, где, любопытствуя по охоте своей, старался знакомиться наипаче с людъми, ученостъю и знаниями отлично славимыми тогда»[15].
Он старался «доставить себе знакомство и приязнь ученых, а с ними новые познания, каковых не имел и не мог иметь в своем отечестве.
«Он слушал университетские лекции тамошних знаменитых германских мужей и своими способностями и любовью к просвещению снискал себе всеобщее уважение».
Гесс де Кальве, лично знавший Сковороду, рассказывает о заграничных странствиях Сковороды несколько подробнее. «Он взял посох в руку и отправился истинно философски, т. е. пешим и с крайне тощим кошельком. Он странствовал в Польше, Пруссии, Германии, Италии, куда сопровождала его нужда и отречение от всяких выгод. Рим любопытству его открыл обширное поле. С благоговением шествовал он по сей классической земле, которая некогда носила на себе Цицерона, Сенеку и Катона. Триумфальные ворота Трояна, обелиски на площади св. Петра, развалины Каракальских бань — словом, все остатки сего владыки света, столь противоположные нынешним постройкам тамошних монахов, шутов, шарлатанов, макаронных и сырных фабрикантов — произвели в нашем цинике сильное впечатление. Он заметил, что не только у нас, но и везде богатому поклоняются, а бедного презирают; видел, как глупость предпочитают разуму, как шутов награждают, а заслуга питается подаянием; как разврат нежится на мягких пуховиках, а невинность томится в мрачных темницах».
Тон Гесс де Кальве не внушает доверия. Насчет Рима, очевидно, он сфантазировал. Но в общем, рассказ его мне кажется правдоподобным. Во первых, трудно себе представить Сковороду путешествующим иначе, чем «истинно философски», т. е. пешкам. Для иного рода передвижения у него не было средств. Кроме того, далее мы увидим, что Сковорода всю жизнь странствовал, и всегда любимым способом передвижения для него был способ «истинно философский». Во вторых, «прочие окольные места» Ковалинского можно понять несколько распространенно и в район путешествия Сковороды включить Польшу, Пруссию, Германию, даже Северную Италию, ибо показания Гесс де Калъве уничтожитъ мы не можем. Из других мест его рассказа явствует, что ему были известны совершенно достоверные факты из жизни Сковороды, не упоминаемые Ковалинским. В третьих, общий результат путешествия, как он передается Гесс де Кальве, совпадает с тем, что мы можем почерпнуть из сочинений Сковороды. Сковорода никогда не превозносил заграницы, никогда не воздыхал о ней, как о какой‑то родине света, противопоставляемой российскому мраку. Наоборот, он говорил, например, что счастье только внутри человека и не может быть достигнуто странствием по чужим сторонам. «Не за нужным, а за лишним за море плывут». Он с насмешкой говорит о славных училищах, в коих «всеязычные обучают попугаи». Он не поклонялся идолу заграницы и, как истинно свободный духом, учился, не сгибаясь, и приобретал сведения, не преклоняясь.
