Однако удача в ту ночь решила все же предоставить Ламеру шанс. Рыцарь вломился плечом в дверь черного хода, которым пользовались только стражи ворот, ныне мертвыми лежащие по обе стороны от выхода. Дверь легко поддалась, и Гронкяир вместе с нею выпал наружу.
Тролль, опьяненный неожиданной улыбкой фортуны, попытался встать и… не смог. Словно невидимые цепи приковали его к земле.
Ламер зло зарычал: кто наложил это заклятье? Зачем?
Откуда-то сбоку послышались неторопливые шаги.
Ламер скосил глаза в сторону идущего, но ничего не увидел.
И тут над ним, близко-близко, замерло до боли знакомое лицо…
Гронкяйр в ужасе завопил, попытался закрыть глаза, но те не слушались его и, не моргая, смотрели в пере кошенное страхом перед смертью лицо. Через минуту сердце тролля замерло и больше уже не спешило.
Оно перестало биться совсем.
Я, раскинув руки, блаженствовал на кровати.
Кленна (оказывается, так звали дремофору) с Михбой куда-то ушли, а кобольд отдыхал в своих покоях, предоставляя мне всю свободу ничегонеделанья. Которой я, надо сказать, в полной мере и пользовался.
Однако скоро просто отдых мне наскучил. Голова, видимо, соскучившись по размышлениям, решила напомнить мне о том, что времени осталось чуть больше двух недель, а значит, есть все шансы не уложиться в срок.
Я принял эту мысль странно спокойно: конечно же, стоило поспешать, однако в моем состоянии трястись в седле – недолго и загнуться. Лучше выждать хотя бы до утра, чуть передохнуть и поправиться, а потом уже закусывать удила да рвать со всех ног к горам, чем умереть, даже не доехав до цели из-за собственной спешки.
В дверь постучали.
– Войдите! – не слишком приветливо воскликнул я.
Скрипнули петли, и в спальню впорхнула (а как иначе скажешь о такой грациозной девушке?) Кленна. Лицо ее раскраснелось, и я с непонятным сожалением понял, что она пьяна. Очень.
– Гриф! – Кленна, чуть шатаясь, подошла ко мне и села на краешек ложа. – Я должна попросить тебя помочь мне!
Странно: а язык вроде совсем не заплетается! Может, на них, дремофор, вино не так, как на нас, людей, влияет?
– Если что-то украсть, то я сейчас не в лучшей форме, – пошутил я.
Она посмотрела на меня, как на последнего идиота, и пробормотала:
– Зачем?
– Да ладно тебе! – фыркнул я. – Дурацки пошутил и все!
– Понятно, – согласно кивнула дремофора. Так вот, Гриф…
– Да-да. Я слушаю.
– Тогда не перебивай. Ну…
– Хорошо, не буду.
– Гриф!
– Молчу-молчу…
– Не знаю даже, с чего и начать… – Реснички ее заходили вверх-вниз, словно крылышки бабочки. – Наверное, стоит с начала. Еще там, на поляне, ты очень мне понравился, Гриф.
Да у нее глаза горят жаждой! Сейчас же скушает заживо!
– Я много кому нравлюсь!
Только вот этого мне не хватало…
– Гриф! – обиженно взвилась она.
– Ладно, продолжай.
– Так вот… А теперь, когда я спасла твою жизнь, мне очень нужно, чтобы ты… спас мою.
– Не понял. – Просьба дремофоры меня удивила: я просто не мог себе представить, как и от чего мне необходимо ее спасать?
– Но это же так просто! – фыркнула она. Через два месяца меня не станет, Гриф. А мне еще очень хочется…
Ее губы оказались неожиданно близко к моим.
Я даже ахнуть не успел, когда она крепко по целовала меня. И я… я ответил на ее поцелуй!
Потом она забралась на кровать с ногами и начала стаскивать с меня рубаху.
А потом…
Прости меня, Лин…
Мы отправились в путь ранним утром. Взамен подаренного троллем воронна, синебородый Михба любезно предоставил Свэну коротконогую, но очень быструю голопату. Мне он тоже предлагал поменять моего Кержа, но я, стыдясь еще за прошлую продажу, отказался. Бэги, набитые щедрой рукой Кленны, очень сильно кренили назад, поэтому пришлось переложить часть провизии в седельные сумки, чтобы не сверзиться с лошади.
О бурной ночи напоминала только небольшая, приятная усталость да смущенные, но в то же время подобострастные взгляды Кленны. Она, видно, понимала, что спьяну натворила лишнего, но это лишнее ей очень понравилось… Хотя не мне судить, каков я в подобных делах, а девушкам, имевшим счастье оказаться со мной рядом.
Прощались мы, словно навсегда: объятья, поцелуи. Но, наверное, это и правильно: с первым зимним днем Михба и Кленна снова станут обычными деревьями. И только через двенадцать лет они смогут вернуть себе человеческое обличие, но – всего на три месяца. Такова участь дремофоров.