А Вячеславлев рванулся в сторону, к своей дальнейшей жизни.
И пока он плыл под водой, пока достиг зарослей тростника, осоки и ивовых кустов метрах в ста от того места, где оставил машину, пока, оказавшись в густой чаще ивняка, снимал с себя костюм, под водой, не высовываясь, связывал костюм, оружие, снаряжение в сверток, сверток прятал в мешок из тонкой ткани и все это засовывал под могучий корень старой березы, росшей у самой воды, все это время он представлял себе, как президент выхватывает крупного окуня из воды, умело подсекает, тянет удочку к себе, перехватывает окуня сачком или рукой, держит мощное, бьющееся в руках тело рыбины, с удовлетворением констатирует, что рыба-то, пожалуй, самая крупная из пойманных… Он видел, как президент бросает рыбину в ивовую черную корзину, протягивает удочку или спиннинг помощнику, чтобы тот насадил новую приманку, червя, мормышку, хрен знает, что там рыбаки насаживают, и вдруг, взмахнув руками, начинает терять равновесие, хватается ладонями за левую сторону груди, за горло и падает в воду, чуть не перевернув лодку.
Все. "Кайки лоппе", как говорят местные рыбаки.
У него все получилось! Он выполнил задание! Он ушел от подводных преследователей. Он не стал возвращаться в свою машину, которая взлетела на воздух через десять минут после того, как он вышел на берег. Он не стал идти по дороге, предъявляя охране совершенно настоящие документы, позволявшие ему находиться в этой зоне. Приученный к выживанию в любых условиях, питаясь рыбой, грибами и ягодами, он неделю бродил по лесам южной Карелии, вышел на трассу в районе Кондопоги, когда уже было снято оцепление и закончились поверки. В сапогах, брезентовой «ветровке», обросший короткой щетиной, с полным лукошком великолепных «бровичков», поймал попутку и вскоре был в Петрозаводске. Здесь на явочной квартире помылся, побрился, переоделся и в тот же вечер уехал в Москву скорым фирменным № 17/18.
Уехал, так и не узнав, что задание он сорвал.
Рыбу принял помощник президента. Президент в тот момент снял трубку мобильного телефона правительственной связи, защищенного от просушивания, и в ответ на слова своего собеседника, в чем-то его страстно убеждавшего, наконец раздраженно бросил в трубку:
— Ну ладно. Ладно. Не надо подробностей. Ну, хорошо. Не буду я брать в руки рыбу, будь она неладна. Вы там у себя в Генеральной прокуратуре вообразили, что знаете больше всех, даже больше моей личной спецслужбы.
Он обернулся к своему давнему и любимому помощнику, которому безгранично доверял, чтобы посетовать, что вот, генеральный прокурор вообразил невесть что, будто бы на него готовится покушение. И где? На озере, окруженном тремя кордонами спецподразделения, подчиняющегося лично ему, помощнику президента.
Но помощник уже хватал ртом воздух, махал руками, словно пытался взлететь с катера.
— Ты что, лететь куда-то собрался? — спросил президент.
Но ответа не дождался.
Помощник, сжимавший в руках вялое тело уснувшего крупного окуня, рухнул в воду.
Через минуту его тело подняли со дна прибывшие на место происшествия другие аквалангисты. Он был мертв.
Вячеславлев об этом узнал только в Москве.
Ему крепко пожали руку и сказали:
— Ваше счастье: ваш рапорт об увольнении в запас удовлетворен. Будете получать большую пенсию. Можем помочь с работой. Но пенсии вам должно хватить, с учетом зарубежных командировок, вам набежала прямо-таки генеральская пенсия. Ловите рыбку…
Но сама мысль о таком времяпрепровождении вызвала у Вячеславлева изжогу.
Через неделю он уже работал в "частном секторе". Во ВНИИ проблем мозга. Зарплата — как у академика. А работа по специальности.
Потом Вячеславлев какое-то время спал без сновидений.
И проснулся лишь от кошмара. Ему опять приснилось озеро, рыба, он вытаскивает окуня, пропитанного страшным ядом, вместо помощника президента, и чувствует, как яд проникает в тело, несется со страшной скоростью по рукам, достигает сердца, сердце сжимается, дышать становится невыносимо, он ловит ртом воздух и… просыпается.
Первая мысль — не надо было есть на ночь так много макарон с острым чесночно-томатным соусом.