— Думаю, дорого. Но не в этом суть.
— Что смущает? Боишься быть мне слишком многим обязанным?
— И это есть. Но не главное. Мне в прежнюю жизнь дороги нет. Так что, отслужу тебе, если про должок напомнишь, не побоюсь запачкать белый смокинг. Только я не привык долги отдавать чужими руками.
— Понимаю. Сам хочешь его заземлить?
— Хочу отомстить. Но убивать не буду. Пусть пройдет весь путь мой в СИЗО — от ментовской «пресс-хаты» до разборки с «процедурами» у Фиры.
— Мне нравится эта мысль. Хочешь его посадить? Есть план?
— Есть.
— Поделишься?
— Пойми правильно, Корень. Не думай, что я тебе не доверяю. Просто это мое дело. Мой и риск. А значит, пока помощь твоя не нужна. Бич мне поможет. Вдвоем справимся.
— Если связь с Фирой понадобится, намекните. Есть канал. Чтоб зря не светится. Когда все будет готово, дайте цинк, я распоряжусь.
Узнать адрес полковника Верестаева не составило труда. Бич приступил к работе в филиале банка и мог подключаться к информационным системам правоохранительных и охранных структур. Он познакомил Князя с Петром Павловичем Носовым, заведующим морга Института скорой помощи имени профессора Ясинского. Сюда привозили со всей Москвы и даже Московской области трупы «подснежников», бомжей, здесь неделями лежали неопознанные трупы, найденные в городе и области на местах бандитских разборок и рэкетирских операций. Словом, выбор был у Петра Павловича большой. Однако Князю пришлось раза два навестить старика Носова в его холодном подвале на улице революционера Щорса, пока тот не понял, что Князю надо.
— Позвони мне, Петр Павлович, когда у тебя будут два неопознанных трупа со свежими огнестрельными ранениями и следами изнасилования.
— Бабские?
— Что?
— Бабские трупы?
— Нет, мужские.
— Это труднее. Но попробовать можно. Ранения должны быть прижизненные?
— Разумеется.
— Это еще труднее. А изнасилование?
— Не понял?
— Это я не понял, изнасилование тоже прижизненное? Тогда ждать долго.
— Следы изнасилования могут быть и на трупе.
— Красивый расклад. Я в морге работаю тридцать лет. Первая такая заявка. Чего только добрые люди ни просили. Рассказать — не поверят. И за хорошие деньги я многим хорошим людям помогал. Но о таком еще ни разу не просили. Не любопытствую, зачем, говорю — это сложно. И значит — дорого.
— Сколько?
— Два трупа со свежими огнестрельными ранениями — по сто баксов.
— Согласен.
— Только вот со следами изнасилования проблемы…
— Ладно. Дашь мне два трупа со следами огнестрельного, остальное сам придумаю.
Через пару дней Носов позвонил:
— Hе слыхали, была разборка в Троице-Лыково, на Одинцовской, в гараже по вулканизации?
— Нет, — удивился Князь.
— Пять жмуриков, трое — местные, их забрали, а двое — то, что вам надо: никто их не знает. Два огнестрельных у каждого — в грудь и живот, и по одному контрольному в голову.
— Так трупы ж милиции нужны? А мне целые подавай, а не после того, как их патологоанатом разрежет, справку судмедэкспертизы ментам выдаст и их будут держать "на холоде", пока следствие идет…
— Мне этих жмуриков не менты привезли, а троице-лыковские «пехотинцы». Чем скорее эти трупы канут в неизвестность, тем им спокойнее. А деревня на отшибе, там если кто выстрелы и слышал, так не признается. Так что, забирай жмуриков. Не забыл? По сто баксов за каждого. Мне лишнего не надо. А уж насилуй их сам. Я не по этой части.
Возить трупы по городу, держать их в холодильниках — все это в планы Князя не входило. Трупы надо было сразу везти на квартиру Верестаева. Так что операцию пришлось проводить быстро.
На угол Петрозаводской и Первой Строительной Бич приехал на «ВАЗе» 1991 года, и не один, а с прыщавым парнишкой, постоянно хлюпавшим носиком.
— Знакомься. Большой романтик, из моего взвода охраны. Мечтает стать Аль Капоне, пока готов выполнять разные мелкие неприятные поручения. Между прочим, окончил медтехникум, и все у него с собой.
— Тогда едем, — сказал Князь.
Трупы забрали в морге часов в семь вечера. К этому времени Носов был уже «хорош» и с трудом сообразил, что от него хотят. Он провел их в глубь промозглого, насквозь промороженного склада и «выдал» два трупа. Оба были голые, прикрытые несвежими простынями. Раны на груди, животе и в голове не кровоточили, но все равно таскать голяком их было неприятно.