Тяжело дыша, поднял отброшенный мною меч и тщательно вытер лезвие о хазарский халат, чтобы не заржавело.
Отроки сбились в кучу, озираясь и будто не веря, что это они, своими руками, покрошили столько вражья. Трое хазар стояли на коленях, воздевая руки – сдаемся, мол!
– Спроси, кто из них Каридах, – велел я.
Все трое были в богатых халатах, в шлемах с золотой инкрустацией – явно не рядовые воины. Каридахом оказался маленький, щуплый человечек – «полтора метра с кепкой».
– Этого оставить, остальных в расход.
Прогудели тетивы, и хазары пополнили список «груза 200».
– Возвращаемся, – устало сказал я.
* * *
Обратно мы двинулись не сразу. Сначала перевязали Воиста и еще троих из наших, раненных легко. Собрали целые тюки броней и оружия, а напоследок сняли скальпы.
Эти страшненькие «вещдоки» мы упаковали в отдельный узелок.
Думаете, все? Связали тархана и потопали с победой? Не-ет…
Перед уходом мы основательно подкрепились жареной кониной, сдобренной травами – пропадать, что ли, хазарской кулинарии?
Лепешки, правда, зачерствели, но нам они показались свежайшими.
И лишь потом мы направились домой. На полдороги у моего десятка была забавная встреча – по ручью, гикая и свистя, проскакали отряды Алка и Фроутана, гнавшие целый табун оседланных хазарских лошадей.
Очень гордые, отроки кричали и хвастались, как они победили страшных хазар. Аж троих.
– Догоним? – воскликнул Мал.
– Зачем? – усмехнулся я. – Пускай себе тешатся.
Отрок помялся, посопел и показал мне пулю. Наверное, пока я ел, он ее тайком вырезал у громилы-хазарина.
– Можно, я твою стрелу себе оставлю? – сказал он просительно. – Гюрята говорит, это сильный оберег!
– Оставь, – улыбнулся я.
– Ой, спасибо!
И мы не торопясь потопали к Верхоталью. Каждый из нас тащил на себе вьюк с трофеями, я тоже, а Мал еще и тархана вел на веревке, как на поводке.
Солнце клонилось к закату, когда мы дошли до деревни. Первым нас встречал Хотен – выскочил, заметался, замахал руками, забежал обратно, и тут уж все валом повалили – мужики, бабы, дети малые.
Оханья было, восторгов… И угостили нас как следует, и гостинцев надавали, а уж лошадей до того «отхолили», что животины, как атласные, переливались.
Оседлали мы своих коняшек и до Городища поскакали. Добрались уже затемно, но у терема княжеского горели большие костры, и было людно. На крыльце стоял Олег Вещий – без броней, в богато расшитой рубахе и шароварах из синего шелку, заправленных в красные сапожки из сафьяна, с тисненым узором и серебряными накладками.
В стороне смирно паслись «конфискованные» лошадки хазар, а перед крыльцом распинался Фроутан Грек.
– …Козары дрались, как звери, врать не буду, – повествовал он, – но мои все ж таки сломили их! И вот всех их коней привели. Табун целый!
Я порадовался, что не опоздал. Видимо, князь совсем недавно прибыл. Свет костра неплохо озарял его длинное скуластое лицо, и выражения удовольствия на нем не проступало.
Небрежно раздвинув гордых отроков Фроутана, я вышел на свет.
– Здрав будь, княже, – слегка поклонился я. – Исполнили мы твой приказ.
– Да? – хмуро сказал Олег. – А вот Фроутан уже и табунок подогнал…
– Княже, – улыбнулся я, – хазарский табун охраняли трое сторожей. Если вдвадцатером отбить лошадей у троих – это подвиг, то тут собрались настоящие герои! Докладываю, князь. Хазар на нашу землю явилось два десятка, а командовал ими тархан Каридах. Это были не просто разведчики, как я думал поначалу. Мы поймали одного из степняков и допросили по-свойски. Оказалось, что у хазар был приказ самого кагана – найти и убить Игоря Рюриковича! Вторым должен был умереть ты, князь.
Дружина зароптала, донеслись гневные крики, а Фроутан выскочил и заорал, надсаживаясь:
– Да лжа это! Что вы его слушаете, братие, безродного этого!
И вдруг все смолкли, словно ждали, что я отвечу на обвинение. Мой десяток выступил из полутьмы, сжимая кулаки, но я остановил их жестом (что не укрылось от глаза Олегова) и громко спросил:
– Фроутан, ты сказал, что я лжец?
– Сказал! – глумливо усмехнулся тот.
– Ты оскорбил меня прилюдно, Фроутан, – тон мой стал ледяным, – а за оскорбление платят кровью. Я вызываю тебя на поединок! – и поднял руку. – Не сейчас. Сегодня я устал.
