– Поставьте поднос на палубу и не спускайте с него глаз, – распорядился он.
– Есть, сэр.
Краузе выпил следующий большой глоток. С завтрака прошло всего девять часов, но голод и жажда были какие-то невероятные. Одна мысль, что можно влить в себя неограниченное количество кофе, а потом утолить этот зверский голод, наполняла его ликованием.
– Впередсмотрящий видит орудийные выстрелы по левому борту, сэр.
Краузе подскочил к рации. Он ослабил внимание на целых три минуты. Орел и Дикки быстро переговаривались, фразы летали туда-сюда, английская невозмутимость трещала по швам.
– Пеленг два-семь-ноль от меня.
– Он у меня на экране.
– Пускаю осветительный снаряд. Приготовьтесь.
Орудийный огонь. Осветительный снаряд. Значит, подлодка на поверхности. Пеленг два-семь-ноль. То есть она между завесой и конвоем, идет в атаку. Темнота впереди левого траверза внезапно преобразилась: высоко в небе зажегся осветительный снаряд, слепящая белая звездочка на парашюте. Вспыхнули гребни волн. Близко на левом траверзе проступил черный на этом фоне силуэт головного судна колонны. «Килинг» снова был в бою.
– Джордж – Дикки! Джордж – Дикки! Поворачиваю поперек курса конвоя. Приготовьтесь.
– Выполняю.
– Я приму управление, мистер Харбатт.
– Есть, сэр.
– Лево на борт. Одерживай. Так держать.
– На румбе…
Краузе не стал слушать цифры. Ему довольно было видеть, что «Килинг» проходит на минимальном безопасном расстоянии от сумеречного конвоя. Осветительный снаряд погас. Сбросить скорость и начать локацию? Нет времени, да и нужды, раз подлодка на поверхности. Он нажал звонок переговорной трубы, но тут начался сам бой.
– ПЛ справа по носу. Дистанция три-пять-ноль-ноль.
– Капитан – артчасти. «Не стрелять без приказа».
Затем в трубу:
– Смотрите, чтобы мы прошли аккурат вдоль конвоя.
Он вернулся к рации и чуть не споткнулся о буфетчика-филиппинца, который по-прежнему охранял поднос.
– Ступайте вниз!
В рацию:
– Джордж – Дикки. Джордж – Дикки. Еще осветительный снаряд.
Снова на правое крыло мостика, стараясь не поскользнуться на предательском льду.
– ПЛ на пеленге ноль-четыре-два. Дистанция три-два-ноль-ноль.
Меняется и пеленг, и расстояние. В темноте прямо впереди подлодка идет поперек курса «Килинга», прорываясь к конвою. «Килинг» накренился носом вперед. Вот оно! Золотистая черта на темном небе, затем – чудо повисшего в небесах света, озаряющего море, гребни волн, суда; ослепительная белизна, ярче лунной. И справа по курсу «Килинга», меньше чем в двух милях впереди, обтекаемая серая форма, скользящая по серебристой воде, волк, опрометью бегущий к стаду.
– Артчасть. «Открыть огонь!»
Для немца это будет неожиданностью: тот еще не знает, что наперехват ему поперек курса конвоя мчится эсминец. Ослепительная вспышка и грохот орудий. Краузе закрыл рукой глаза, продолжая другой цепляться за скользкий поручень. Дистанция, хоть и близкая, быстро менялась, и пеленг тоже; «Килинг» и лодку мотало на волнах. И все равно шанс попасть в цель был. Раскаты выстрелов стихли, и Краузе глянул снова: его в числе немногих на корабле не ослепили вспышки. Серая форма была ближе к эсминцу и к конвою, и она изменилась – отчетливо виднелась белая носовая волна. Подлодка изменила курс прямо перед конвоем. Осветительный снаряд в небе горел почти так же ярко – у британцев лучшие осветительные снаряды из всех, что Краузе перевидал на своем веку. Снова грохот и вспышка, оглушающие, слепящие. Теперь стреляли и сорокамиллиметровки правого борта, добавляя бухающие раскаты к лихорадочному бамканью пятидюймовок. Краузе, не отнимая руки от глаз, ощупью вернулся в рубку.
– Цель меняет курс, – сообщил сквозь грохот телефонист.
Орудия умолкли: ослепленные комендоры потеряли цель. Краузе отнял руку от глаз и посмотрел вперед.
– Судно прямо по курсу! Судно прямо по курсу!
Крик снизу был бы слышен даже без переговорной трубы.
– Лево на борт! – заорал Краузе.
И в тот же миг он сам увидел это жуткое зрелище. Головное судно одной из колонн сильно вырвалось вперед – по меньшей мере на кабельтов. Черная громада шла поперек их курса.
«Килинг» сильно накренился, поворачивая на высокой скорости с положенным на борт рулем; телефонисты и офицеры зашатались, силясь устоять на ногах. Казалось, весь корабль застонал от напряжения.
