– Держи, дорогая! – сказал он, протягивая ей большой белый флакон c надписью «Lancôme de Paris». Таких дорогущих бальзамов у Закмайеров еще никогда не водилось!
– Спасибо, папа! – сказала Гретхен и исчезла в ванной комнате.
Смачивая волосы бальзамом, Гретхен продолжала размышлять о маме. Может быть, она разлюбила папу? Ведь так бывает, что люди живут-живут вместе сто лет, а потом перестают любить друг друга. А может, она никогда его особенно и не любила? Ведь поженились они потому, что должна была родиться я, рассуждала Гретхен. И вполне возможно, мама выбрала бы в мужья кого-нибудь другого, если бы не я!
Гретхен взяла фен и принялась сушить волосы, стараясь разгладить свои кудри. Ей осталось обработать последнюю прядку, как вдруг из кухни донесся истошный вопль. Гретхен выключила фен. Кричал папа. Гретхен потихоньку прокралась поближе к кухне. Там она увидела папу возле корзины с грязным бельем. В руках он держал две пары белых кальсон. Мама сидела за столом.
– Ах, вот как! – кричал папа. – Профессорские подштанники! – Папа бросил кальсоны на пол и выудил из корзины еще две пары. – А тут что у нас?! Опять подштанники! Уже четыре штуки!
– Не трудись считать, – дрожащим голосом проговорила мама. – Всего одиннадцать пар. Я должна была отнести белье в прачечную, но если выстирать все самой, то я заработаю целую сотню!
Папа пнул кальсонную кучу и выбежал из кухни.
– Совсем рехнулась! В башке теперь одни деньги да диета! – бросил он на ходу, заметив Гретхен.
– Не смей ребенка впутывать! Ее это не касается! – крикнула ему мама вслед.
Папа резко затормозил и развернулся.
– Это всех касается! – крикнул он маме. – Раз ты у нас теперь сама зарабатываешь, то я требую, чтобы и ты вносила свою часть на хозяйство! Почему я должен один за все платить, а ты будешь тратить заработанное только на себя?
– А я тогда требую, чтобы мы разделили обязанности по дому поровну! Иначе ни гроша не получишь! – ответила на это мама.
Дрожащими руками она достала из кармана упаковку жвачки, развернула пять штук и засунула все разом в рот.
– Мне нужны эти деньги! – проговорила мама, чуть не плача. – Я не жадная! Мне просто нужны эти деньги! Правда!
– И на что они тебе понадобились? – спросил папа уже нормальным голосом. Видно, ему стало любопытно.
– Хочу к осени накопить, потому что мне понадобится домработница, – объяснила мама.
Папа выпучил глаза от удивления.
– Ты… устроилась… работать… домработницей, чтобы потом нанять себе домработницу? – папа говорил медленно и с расстановкой. Он не верил своим ушам.
Мама кивнула.
– Потому что с осени я буду меньше бывать дома и работать не смогу, – сказала она. – Я собираюсь пойти учиться. На социального работника!
Из гостиной донеслись звуки заставки «Курьера императрицы», и вскоре появилась Магда с довольной улыбкой на лице.
– Сегодня его чуть не застрелили! – сообщила она.
На эту сногсшибательную новость никто не отреагировал, что возмутило Магду – она такого терпеть не могла.
– В чем дело?! – с негодованием спросила она. – Что такое? Почему все молчат?
– Прости, Магда, – поспешил извиниться папа. – Просто мама нам только что рассказала, что она с осени собирается пойти учиться в школу!
– И что такого? – безмятежно спросила Магда, подходя к буфету, чтобы достать соленую соломку. – Подумаешь! Учиться-то всего два года, – проговорила она с набитым ртом. – Зато получит специальность, как Мари-Луиза. А мы с Зеппи и Пепи будем в это время под присмотром Ветти.
Папа побагровел.
– Очень мило, что о планах своей жены я узнаю от шестилетней дочери! Со мной уже говорить не обязательно! – прорычал он.
– Я разговариваю со всеми, кто меня слушает! – ответила мама.
– Да пошла ты к черту! – рявкнул папа и устремился в гостиную.
Магда вся просияла.
– Что он сказал? – спросила она со счастливой улыбкой на физиономии. – Он правда это сказал?
– Сказал, – кивнула мама и разразилась слезами.
Магда от радости запрыгала на одной ножке вокруг стола.
– Если ему можно, то и мне можно! – провозгласила она, весело смеясь. – У нас равноправие!
– По мне, так говори что хочешь! – сказала мама, громко всхлипывая. И Магда, все так же прыгая на одной ножке, заголосила на всю квартиру, распевая на разные лады запретное ругательство, пока Гретхен не зажала ей рот ладонью.
