– Они как-нибудь всё разрулят!
Хорошо, что появился Гансик, который настойчиво напомнил папе, что уже давно пора выдвигаться к бабушке в Цветль, иначе папа, наверное, вспомнил бы еще сто опасностей, подстерегающих человека, отправляющегося в отпуск, и наметил бы соответствующие меры предосторожности.
Когда папа и Гансик наконец уехали, мама с Гретхен сели завтракать. Мама только выпила кофе. После вчерашнего ужина из восьми перемен есть совершенно не хотелось.
– Отдыхай там хорошо, – сказала мама.
– Постараюсь, – ответила Гретхен и положила маме голову на плечо. – Прости, я последние дни вела себя не очень хорошо по отношению к тебе!
– Ничего, терпимо! – сказала мама.
– Могла бы и не терпеть! – отозвалась Гретхен.
– Слушай, перестань заниматься самоистязанием! – рассмеялась мама и поднялась из-за стола, чтобы начать собирать Гретхен в дорогу.
Трижды ей пришлось все перепаковывать, потому что добавлялись новые предметы от Конни – за это время он приходил три раза и приносил какие-нибудь вещи, которые его мама забыла положить и которые теперь не влезали в его набитые сумки.
Когда Конни явился в третий раз, к нему подскочила Магда, сделала невинные глазки и спросила:
– А что, ты теперь гуляешь с моей сестрой?
– Я не гуляю с ней, а лечу на самолете, – ответил Конни.
– Летишь, потому что она у нас улетная! – внесла свою поправку Магда. – Но я не возражаю, ты всяко лучше, чем Флориан! Хотя Хинцель мне нравится больше. У него такая красивая бабочка на щеке – у тебя такой нет! – На этом Магда развернулась и поскакала на одной ножке из комнаты Гретхен.
– Вот глупая девица! – сказала Гретхен.
Тут Гретхен была совершенно неправа. Глупой назвать Магду было нельзя. И наивной тоже. Наивной она только прикидывалась, чтобы открыто, без особого риска для себя высказывать свое мнение. Устами младенца, как известно, глаголет истина. В подтверждение этой житейской мудрости Магда часто изображала из себя «младенца», но делала это с умом и очень хитро. На сей раз она прибегла к испытанному средству, чтобы защитить интересы Хинцеля, которые были ей небезразличны.
Конни категорически отказался от родительского сопровождения в аэропорт. Гретхен ничего не имела против того, чтобы мама проводила ее до самолета и помахала ей на прощанье, но из чувства солидарности с Конни от этого удовольствия отказалась. Если бы Гретхен взяла с собой маму, то мама Конни уже не могла бы утешать себя тем, что «нынешняя молодежь – она вся такая, считают себя самостоятельными и никого не слушаются». Гретхен совершенно не хотелось огорчать маму Конни.
С полуторачасовой задержкой самолет наконец поднялся в воздух и уже через два часа долетел до Афин, но сесть не мог – из-за большого опоздания разрешения на посадку не давали, и пришлось бесконечно долго кружить над городом. А потом еще оказалось, что пропала одна из сумок Конни – на ленте выдачи багажа ее не оказалось.
– Найдем! – утешили Конни сотрудники аэропорта, к которым они обратились за помощью.
Эту фразу они повторяли затем каждые пятнадцать минут. И сдержали свое обещание. Через два часа после посадки они приволокли потерявшуюся «чушку», изрядно потрепанную и грязную.
Когда Конни с Гретхен вышли из здания аэропорта, день уже склонился к вечеру, хотя по плану они должны были прибыть значительно раньше. Паром, на который у них были забронированы билеты, уже давно бороздил морские просторы. Гретхен поставила свой багаж на землю. Усевшись на сумку, она спросила:
– И что теперь?
– Следующий паром только завтра, – ответил Конни. – А гостиницы тут все забиты, вряд ли мы найдем свободный номер.
Гретхен задрала ногу и отковыряла от подошвы кроссовки кусочки асфальта.
– Скоро тут все расплавится! – пробормотала она.
– Сорок градусов жары! – сообщил Конни.
– Может, в парке каком переночуем? – предложила Гретхен.
– Нет, это не вариант! – Конни покачал головой. – Останемся без вещей и пожаловаться никому не сможем, потому что бродячие собаки перегрызут нам горло.
По мнению Гретхен, Конни уж слишком сгустил краски, но дикая жара настолько придавила ее, что у нее не было сил с ним спорить.
