Если бы Гилберт не «прикрепил» ко мне Харри, я быстро закончила бы свою карьеру и последовала в Европу за Стиллером, так и не получив ни приличных гонораров, ни такой славы, какая есть сейчас. С первым я согласна, а вот за второе благодарить ли?..
Уже фильм «Плоть и дьявол» показал, что именно мне грозит: бесконечные, одинаковые, как под копирку, роли соблазнительниц-вамп. Трагическая любовь, расставание, верность, встреча и заслуженное счастье или его отсутствие из-за жестокой судьбы. Вечная «Соблазнительница». Что тут играть? Такая роль хороша однажды, но не навсегда.
Я хотела играть, по-настоящему создавать образы, а приходилось уже в трех фильмах подряд изображать роковую красавицу. Неужели так будет всегда, неужели я обречена на это амплуа, которое мне самой совершенно чуждо?
Предложение сыграть в «Женщине, которая любит бриллианты» повергло в ужас, поскольку подтверждало худшие опасения. К тому же платили мне, как начинающей актрисе, хотя «Плоть и дьявол» был очень успешен финансово. Не я одна, многие начинающие актрисы, приносившие хорошие дивиденды, получали более чем скромные гонорары.
Я отказалась сниматься дальше, несмотря на контракт и ярость Майера. В МГМ решили, что я рехнулась, конечно, меня сломали бы, но помог Гилберт, который предложил своего агента Харри Эдингтона. Харри талантливый агент и продюсер, а еще он знал Голливуд и всю киноиндустрию как собственную спальню.
Харри начал с того, что попытался понять, на что я способна и чего ждать. Его меньше всего интересовали мои актерские данные, разве только способность воплотить его замыслы в жизнь. Эдингтон должен был придумать мой образ вне экрана, в чем весьма преуспел. Грета Густафсон на всю оставшуюся жизнь была обречена играть Грету Гарбо.
Гениальность Гарри также в том, что он максимально учел мои собственные данные, характер и желания. Если внешность и умение играть у меня уже были, об этом позаботился Мориц, то умения выглядеть звездой не имелось.
Стоило бы вспомнить, кто я такая – деревенщина, так и не получившая образования, не умеющая толком связать двух слов, не умеющая общаться, красиво говорить, не имеющая никакого запаса знаний. Конечно, меня уже трудно подловить на вопросе о Марии Стюарт, я читала и старалась получить знания откуда только можно, но вот продемонстрировать их никак не получалось.
Можно помнить дату рождения Стриндберга, но произнести ее мне помешала бы неуверенность в своих знаниях. Даже то, что я знала назубок, озвучить было довольно трудно, я всегда помнила, что выросла в бедном квартале Стокгольма, не имею никакого образования и потому предпочитала замыкаться в себе, казавшись недоступной. Это щит, надежный щит от любых неожиданностей. Повторения смеха из-за моего незнания не хотелось, боясь таких насмешек, я предпочла отгородиться от мира.
Удалось.
Харри Эдингтон уловил это опасение попасть впросак, понял, что быстрой реакцией я не обладаю, склонна к размышлениям неспешным и наедине с собой, что у меня пробелы в знаниях и неумение вести светские беседы с достаточным шармом.
Следствием внимательного изучения Эдингтоном моих недостатков было категорическое запрещение общаться с прессой, давать интервью и допускать несанкционированное фотографирование. Меня просто закрыли от прессы. Это тоже совершенно не в стиле Голливуда, где принято позировать, рассказывать, а то и инициировать скандалы.
Сейчас мне кажется, что ссоры с Морицем начались не только из-за Джона, но и из-за Харри, хотя скандалы он устраивал из-за Гилберта. Дело в том, что, действуя по подсказке Эдингтона, я, во-первых, становилась финансово независимой и даже успешной, во-вторых, надевала образ, придуманный не Стиллером.
По большому счету Мориц с Харри говорили одно и то же: перестань гримасничать, ты должна стать Сфинксом, твое лицо лучше всего в состоянии величавого спокойствия. Мне кажется, что Стиллеру было плохо еще и от понимания, что я справилась без него. Не сама, конечно, но без его помощи и даже вопреки ей. Своим режиссером-наставником я все равно считаю Морица, потому что остальные только подсказывали состояние в какой-то сцене, а проживать эти состояния так, чтобы зрителям было понятно, что героиня испытывает, меня научил Стиллер.