На другой же день я сел писать задуманный доклад.
И как раз в это время над строительством «шоколадки» сгустились тучи. Расчет электроэнергии, необходимой для первой очереди завода, дал цифру в 100 000 киловатт. Мощность такого размера была гораздо ниже, чем потребление мощности в южных местах, где не имелось природно обогащенной воды. Но это не могло нас утешить – Норильская станция не имела резервных генераторов для «шоколадки». Нужно было срочно отыскивать новые крупные генераторы, привозить их в Заполярье и монтировать рядом с уже имеющимися. Начался лихорадочный поиск по всей стране свободных электротурбин. Но в стране, разоренной недавно закончившейся войной, каждый генератор числился в величайшем дефиците – десятки ведомств и министерств дрались в Госплане за наряды на еще не построенные на наших заводах и привозимые из-за границы турбогенераторы. Завенягин сообщил в Норильск, что удалось получить турбину с генератором фирмы Мицубиси мощностью в 50000 киловатт, что она демонтирована в Манчжурии, доставлена в Новосибирск – можно везти ее в Норильск.
Ликование от радостного известия быстро сменилось озабоченностью, когда пришли технические данные на эту турбину. Японцы возвели в Манчжурии самую крупную в Азии электростанцию. Фирма Мицубиси смонтировала на станции одиннадцать турбогенераторов. Десять прекрасно работали, а одиннадцатый до самого конца войны пустить не удалось. В турбине, видимо, были какие-то внутренние пороки, но инженеры фирмы так и не сумели их ликвидировать ко времени, когда наши войска вторглись в Манчжурию. Все одиннадцать турбин были демонтированы самими пленными японцами и отправлены в Советский Союз. Десять мгновенно расхватали, а от одиннадцатой самые жаждущие отшатнулись. Время было не такое, чтобы опрометчиво ввязываться в рискованные дела. И московское начальство, разрешая забрать турбину, по-своему честно предупреждало о том, что надо обладать незаурядной технической смелостью, чтобы воспользоваться этим разрешением.
Строительство дейтериевого завода продолжалось, но реальность его возведения стала весьма проблематичной.
Решение должно было принадлежать местным турбинщикам. Практически оно зависело от одного Аркадия Николаевича Казакова. Он, еще заключенный, многократно обвиненный во вредительстве, должен был сделать с турбиной то, что не сумели сделать с ней ее создатели, квалифицированные инженеры фирмы Мицубиси. Если его постигнет неудача, от нового срока – и, наверно, до конца жизни – он уже не избавится. Правда, мне сказали, что он выразился в обычном своем стиле: «Тащите этого поганца, японского энергонедоделыша – посмотрю, на что он годится». Казаков, конечно, был гением монтажа, но объявленное им решение было все же слишком развязным, чтобы породить спокойствие.
Я пришел к нему, чтобы убедиться в его серьезности, ибо слишком многое зависело в моей собственной жизни от его инженерного умения и простой человеческой смелости.
– Ясно только то, что нет ничего ясного,– подвел Казаков итоги нашей непродолжительной беседы. – Впрочем, вы напрасно секретничаете. Столько о «шоколадке» слухов, что они стократно перекрывают все, что вы сами знаете и что могли бы мне сообщить. Перейдем к делу. Где сейчас турбина?
– Хлебников известил нас, что ее доставили в Новосибирск.
– Наряд на турбину, точно, получен?
– Получен. С началом навигации на Енисее ее привезут в Дудинку. За ее перевозкой наблюдают ответственные чины из НКВД.
– Наблюдатели! Всех их технических умений – пить и орать на зеков: «Раз-два – взяли!» Внутренних неполадок в турбине не так боюсь, как ее перевозки. Охранители могут такое наворотить! Потеряют какой-нибудь ящик с деталями при перевозке. Могу смонтировать любую уродину, но установить на место то, что отсутствует, не берусь. Итак, поедем в Дудинку. Начальство все приготовило?
– Наверно, все. А чего вы хотели бы?
– Прежде всего – спирт для промывки деталей. И особо – для нас с вами. Закажите две автомобильные канистры спирта. И пусть предварительно вытравят из них запах бензина. Все это – первый пункт.
