– Конечно, – ответил Эйвери скрипучим голосом.
– Мы договорились, что меня объявят больной и отправят подлечиться в одно из наших загородных имений. Как раз в том году люди часто хворали разными лихорадками. Две недели я кашляла и строила угрюмое выражение лица, затем сделала вид, что инфекция взяла верх надо мной. Беременность прошла хорошо. – Лора умолкла. Вдруг она сердито спросила: – Вы ведь хотите узнать, почему я целых шесть лет не искала свою дочь? Именно этого вы не можете понять или простить.
– Я смогу простить, если пойму, – ответил Эйвери.
Он понял, что сейчас, возможно, узнает самое главное, то, что Лоре труднее всего рассказать. Эйвери поставил стул напротив нее, сел на расстоянии вытянутой руки, подался вперед, упершись локтями в колени.
– Родители сказали мне, что ребенок умер, – резко заговорила Лора. – Когда дочка родилась, мать взяла ее и запеленала. Однажды я услышала ее крик. Я подумала, что мать даст мне подержать девочку, но она передала ее няне, и они покинули комнату. Затем мама вернулась и сказала, что девочка умерла. – Лора умолкла, глубоко и прерывисто втянув воздух. – Я наблюдала за Алисой в парке за день до того, как вы застали меня в своих владениях. Тогда я впервые услышала ее голос. В городке Меб узнала ее имя. Лавочник знал имя моей дочери, а я нет.
Эйвери вдруг опустился перед Лорой на колено и взял ее за холодные руки.
– Как вы нашли ее?
– Несколько месяцев спустя после смерти родителей я просматривала бумаги. Я переезжала во вдовий дом, поэтому мне надо было забрать личные документы и оставить кузену Джеймсу все, что касалось имения. В запертой шкатулке обнаружились письма от Браунов. Я подумала, что моя дочка жива, что я смогу разыскать ее. Но они ответили мне, что девочка умерла.
– О боже. Это ведь я велел им так говорить.
– Я все равно поехала к ним. Я хотела навестить могилку ребенка. Тогда они во всем признались и передали мне вашу визитную карточку.
– Как ваши родители могли так поступить? – строго спросил Эйвери.
– Наверное, они считали, что так будет лучше для меня. Мне так кажется. Не знаю, почему мне так больно, ведь прошло уже много лет. Родители поступили так из лучших побуждений, – повторила Лора и всхлипнула, затем спохватилась и зажала рот руками.
– Моя дорогая. – Эйвери протянул к ней руки. – Моя бедняжка. – Лора оказалась в его объятиях, она обняла Эйвери и опустила голову ему на плечо.
– Когда я узнала, что вы забрали Алису, мне стало плохо, – глухим голосом продолжала Лора. – А когда вы рассказали мне о Пирсе, мне показалось, что я возненавидела вас. Просто не знаю, как в тот день, когда я смотрела на его портрет, мне удалось промолчать. Мысленно я представила, что протыкаю вас шпагой Пирса.
Эйвери столь живо вообразил подобный эпизод, что почти ощутил пронзительную боль от прикосновения острого лезвия шпаги.
– Я вас понимаю.
– Правда? – Лора отпустила его и села. Она уставилась на Эйвери большими черными глазами. – Теперь вы понимаете, почему я не сразу начала искать Алису, но все же я обманула вас, а затем женила на себе. – Лора вымучила улыбку, тронув его сердце. – Вам ведь ничто человеческое не чуждо.
– Ничто человеческое мне не чуждо, – согласился Эйвери. – Я понимаю, почему вам пришлось выдавать себя за миссис Джордан, почему вы не доверяли человеку, который забрал вашу дочь. Я понимаю, почему вы не могли откровенно сказать, что хотите стать моей женой.
Лора подумала, что Эйвери теперь может говорить с ней честно, раз она сказала ему правду. Он сможет рассказать ей о том, в чем не признавался еще ни одной живой душе.
– Отец обожал мою мать, – спокойно заговорил Эйвери, стоя на корточках. – Я думал, что мы очень счастливая семья.
– Вы думали? – Лора все еще была потрясена своими откровениями. Эйвери видел, что жена с трудом вникает в то, о чем он говорит.
– У матери было много любовников. Она лгала, и отец верил ей. Я тоже считал ее безупречной. Но однажды отец нашел какое-то письмо, и вся правла выплыла наружу. Тут я увидел, как изменилась мать. Казалось, будто она явилась к нам из средневекового мифа. Только что она была любящей матерью, красивой, нежной женой. И вдруг превратилась в озлобленное, загнанное в угол существо. Она презрительно огрызалась, оказавшись перед фактами, которые нельзя ни скрыть, ни объяснить. Мать притворялась уже много лет. Она ушла. Мне тогда было восемь лет. Она ушла к любовнику, а отец умер несколько недель спустя. Произошел несчастный случай – выстрелило его ружье.
