На руку Лоры что-то капнуло, и она догадалась, что безмолвно плачет. Слезы струились по ее щекам. Несчастная женщина достала носовой платок и прижала его к лицу.
– Как это трогательно.
Лора вздрогнула, и клочок письма выпал из ее рук. Эйвери шагнул через французское окно.
– Это мое последнее письмо Пирсу. – Почему лицо Эйвери вдруг окаменело? Неужели потому, что она открыла запертый ящик? Лора ответила на безмолвный упрек: – Я знаю, ящик был заперт. Я не собиралась совать свой нос в чужие дела. Наверное, я открыла его инстинктивно.
– Странно, как это вы решились коснуться его, – удивился Эйвери и пожал плечами.
– Из-за пятен крови? Если бы Пирс раненым оказался в моих объятиях, кровь не смутила бы меня. – Лора снова взглянула на клочек бумаги, прячась от колючих и почему-то полных укора глаз мужа. – Наверное, Пирс хранил его у самого сердца.
– Пирс поступил странно, если учесть то, что вы написали.
– Я ничего не понимаю.
* * *
Почему в голосе Лоры звучала такая нерешительность – она ведь должна была точно помнить, что писала в своем последнем письме? Эйвери протянул руку, взял кусочек бумаги и уставился на него.
– Вот как я нашел вас и Алису, – рассеянно заговорил Эйвери, но его мысли были заняты этой головоломкой. – Такое имя, как у вас, встречается не часто.
Прочитать это письмо Эйвери было все равно что расшифровать закодированное послание, случайно попавшее ему в руки, пока он находился за рубежом. Отдельные слова и пробелы между ними остается лишь перетасовать и…
«Пробелы между словами». Боже, неужели собственная вина и горе так ослепили его, что надо винить еще кого-то?
– Прочтите то, что вы написали. – Эйвери придвинул бумажку к Лоре.
Лора уставилась на Эйвери, будто тот был пьян, но решила угодить ему. Она взяла клочок и положила ее перед собой. Читая, Лора водила закругленным ногтем по строчкам. Эйвери так и не понял, почему у нее дрожит голос – то ли от волнения, то ли потому, что она кое-что успела забыть.
– «Я чувствую себя такой трусливой. Похоже… я изменила всему, что обещала тебе. А я ведь говорила, что смогу стать женой солдата. Мне совсем не хочется тревожить тебя, но я забеременела. У нас будет ребенок. Пожалуйста, не кори себя, виноваты мы оба. Прошу тебя, напиши, скажи мне, что делать… Пожалуйста, береги себя. Любящая тебя Лора».
Я написала лишь одну страницу. В начале письма я благодарила его за записку и выразила надежду, что он цел и невредим. – Голос Лоры угас.
– Значит, вы его действительно любили? – Эйвери так старался унять дрожь в своем голосе, что тот прозвучал жестче и резче, чем ему хотелось. Что он натворил? Внутреннее чутье должно было подсказать, что не следует спешить с выводами. Ему следовало поверить этой женщине. Предубеждение, чувство вины и страх. Какая ядовитая смесь.
– Да, разумеется. Я уже говорила о своих чувствах к нему. Если бы я не любила его, не решилась бы на близость. – Лора сжала руки в кулаки. – Простите, но то, что я любила Пирса, не означает, что я не могу быть вам верной женой.
– Я спрашивал не об этом. – «Черт, как же это трудно». – Я должен кое в чем признаться. – Эйвери с трудом встретил ее удивленный взгляд. – Обнаружив это письмо, я мог прочитать лишь отдельные слова, неприятные, злые слова. Все вместе они напоминали обличительную речь женщины, испытывающей горечь измены, женщины, которая обвиняет Пирса в том, что он бросил ее. Я подумал, что это были последние слова, которые он получил из Англии, что он умер, храня у сердца не послание любви, а гневную отповедь.
– «Трус… измен… не хочется… корить». – Лора затаила дыхание и уставилась на письмо. – Значит… вы осудили меня лишь на основании этих разрозненных слов? Как вы могли!
Эйвери чуть было не заговорил о горе и чувстве вины, страшной вины, но как он мог оправдать себя, раз допустил по отношению к Лоре такую несправедливость? Любые отговорки стали бы попыткой оправдать то, что не имело оправдания.
– Простите меня. Я был не прав, мной владело предвзятое чувство. – «Я люблю тебя. Как же я смогу сказать тебе эти слова? Каково ей будет услышать их от меня?» – Мне следовало быть откровенным с вами с самого начала. Надо было просить вас объяснить все. – Эйвери совершенно не привык быть неправым и оправдываться. «И это великий дипломат, человек, умеющий читать чужие мысли, проникать в чужие души. Только взгляни на себя». – Мне следовало говорить откровенно и честно.
