Гремучие скелеты в шкафу Том 2 - страница 61
Я родился в 1955 году, и в это же самое время толстый Билл Хэйли и томный Элвис Пресли шокировали мир новой электрической музыкой под названием рок-н-ролл. Ей и суждено было стать нашим роком — в русском значении этого слова. У кого-то была «Катюша» и физкультурные парады, Братская ГЭС и кубинская революция, а у нас был рок. Что радостного и трогательного можем мы припомнить, думая об отрочестве и юности, — Новый Арбат, «Бриллиантовую руку», мини-юбки? Нет, скорее «Beatles». Конечно же «Beatles»… Рок воспитывал наши чувства и диктовал образ жизни — в большей степени, чем родители, книги, комсомол или телевидение (которые, кстати, в лучшем случае не имели к року никакого отношения, а в худшем — старались внушить нам, что это бяка, добиваясь противоположного результата).
Почему же эта заморская зараза так въелась в наши умы? Принято считать, что рок возникает из потребности творческого самовыражения молодежи, замешанной на чувстве социального протеста. Отчасти так оно и было. Хотя о реальном творчестве речи пока не шло: сотни и тысячи первых наших рок-групп пели популярные песни на плохом английском языке и были счастливы. Никакой осознанной гражданской позиции тоже в помине не было: просто кругом было фальшиво и скучно, а в роке — как раз наоборот. Рок был порывом не столько социального протеста, сколько отчуждения. В каком-то смысле это было массовым бегством от реальности и неосознанной попыткой создать «альтернативную» реальность — пусть даже смешную и в чем-то ущербную. У рок-коммуны — а она насчитывала миллионы, — была не только своя фетишизированная (и заимствованная) музыка, но и своя одежда, манера поведения, даже свой «полуанглийский» язык — «снял на стриту герлу, поехали на сэйш, но там был такой кантровый пипл, мы взяли кар и скипанули на флэт». Очень немногочисленные рок-группы, певшие по-русски, котировались невысоко: родной язык расценивался как признак конформизма.
Надо сказать, что отчуждение было взаимным. Хиппи, в отличие от стиляг, не очень стремились перековать в «нормальных людей». Пресса об этом почти не писала, заметной антироковой кампании не велось. Официальные инстанции (за исключением милиции) и общественные институты игнорировали «рок-пипл», также как «рок-пипл» игнорировал их.
Джон Леннон
К середине 70-х волна спала. Количество групп уменьшилось на порядок. Радостное упоение роком, цветами, «свободной любовью» прошло: альтернатива уже не выглядела убедительной. Пришло время, как говаривал Джон Леннон, «обратиться лицом к так называемой реальности». Пора было уже не на уровне чистых эмоций, ритма, крика и кайфа, а словами выразить чувства и мысли потерянного в трясине фальши и бездеятельности поколения. Это сделали Андрей Макаревич и «Машина времени» в десятках своих песен тех лет.
Корявые и немного наивные, эти ранние песни Макаревича тем не менее не оставляли сомнений в честности автора и точно передавали болезненное настроение тех лет. Отсюда — и фантастическая популярность, и мириады последователей. Здесь же начались и реальные проблемы нашего рока: стоило музыкантам заговорить серьезно и нелицеприятно, как они вызвали на себя гнев ревнителей стерильного «образа советской молодежи». Туже «Машину времени» культур-функционеры и казенные журналисты целое десятилетие обвиняли в пессимизме, упадничестве и даже антисоветчине. С позиций сегодняшнего дня эти нападки выглядят не только гнусно, но и совершенно нелепо — поскольку по-настоящему сердитыми и критичными иронично-меланхоличные сочинения никак не назовешь. В прозе и поэзии (даже!) тех лет говорились вещи куда более горькие. Но такова уж «двойная бухгалтерия»: то, что было позволено серьезным литераторам, никак не допускалось в популярной музыке, которая по неписаному правилу должна быть или плакатной, или нежно-лиричной, а в реальности — глупой и беспроблемной. (К сожалению, эта заповедь блюдется до сих пор.)
