Греки и иррациональное - страница 98

Шрифт
Интервал

стр.

Феномен светящихся призраков восходит к «Халдейским оракулам», в которых утверждалось, что при произнесении определенных заклинаний оператор должен увидеть «пламя в форме мальчика» или «бесформенный огонь, из которого исходит голос»; он может увидеть и другие вещи.[1149] Вспомним πυραυγή φάσματα [«огненные видения»], которые, по слухам, были показаны «халдеями» императору Юлиану,[1150] φάσματα Έκατικά φωτοειδή [«светящиеся гекатические видения»], которые, по его словам, лично видел Прокл (Marin, vit. Procl. 28), и упоминаемые Ипполитом правила призывания огненного призрака Гекаты естественными, хотя и в чем-то опасными средствами (Ref. Huer. 4. 36). В de myst. 3. 6 (112. 10 сл.). Эти феномены недвусмысленно связываются с медиумизмом: дух как огненная или светящаяся форма, входящая в тело медиума или выходящая из него, может быть виден оператором, медиумом, а иногда и всеми присутствующими: последнее (Проклова αυτοψία), как говорят, имеет наибольшую ценность. Явная аналогия с так называемой «эктоплазмой» или «телеплазмой», которые, как утверждают современные наблюдатели, выходят и входят в тела определенных медиумов, была отмечена Хопфнером[1151] и другими. Подобно «эктоплазме», привидения могут не иметь формы или иметь ее: один из оракулов Порфирия (Praep. Εν. 5. 8) говорит о «чистом огне, вошедшим в священные формы» (τύποι), но, согласно Пселлу (PG 122, 1136с), бесформенные призраки заслуживают наибольшего доверия, и Прокл (in Crat. 34. 28) приводит для этого причину: άνω γάρ αμόρφωτος ούσα δια τήν πρόοδον έγένετο μεμορφωμένη [«будучи бесформенной, постепенно стала оформленной»]. Феномен светимости, который обычно приписывается им, бесспорно, связан с «халдейским» (иранским) культом огня; но это так же напоминает и φωταγωγίαι [огни] папирусов,[1152] так же как и «огни» современной комнаты для сеансов. Прокл говорил о формообразующих процессах, которые происходят «в свете»:[1153] это предполагает λυχνομαντεία, подобную той, которая предписывается в PGM vii. 540 ff., где маг говорит (561): εμβηΟι αύτοϋ (sc. του παιδός) εις τήν ψυχήν, 'ίνα τυπώσηται τήν άΟάνατονμορφήν ένφωτί κραταιω καί άφθάρτω [«войди в душу его (ребенка) и создай там бессмертную форму из сильного и неугасаемого света»]. Айтрем[1154] перевел здесь τυπώσηται как «воспринять» (уникальное ощущение, не испытанное ранее); но, помня о только что приведенных пассажах, я думаю, нам следует переводить эту фразу как «дать форму» («abbilden» у Прайзенданца), т. е. предположить, что имеется в виду материализация. «Сильный бессмертный свет» замещает смертный свет лампы, точно так же как в PGM iv. 1103 сл. наблюдатель видит, как свет лампы становится «сводчатообразным», потом обнаруживает, что этот свет заменен «очень сильным светом, растущим в пустоте», и, наконец, созерцает бога. Но использовалась ли когда-нибудь лампа в теургии, мы не знаем. Конечно, одни типы фотагогии проводились в темноте, другие в полутемном помещении, тогда как лихномантия [прорицание по лампе] не фигурирует среди различий φωτός αγωγή, перечисленных в de myst. 3. 14. Тем не менее впечатляет сходство языка.[1155][1156]

Послесловие[1157]

Вплоть до последних десятилетий многие исследователи античности считали, что древние греки с их антропоморфными богами, с их идеалами разума, меры и гармонии были прирожденными рационалистами, не знавшими об иррациональных факторах человеческой практики и поведения. Этот взгляд укоренился отчасти под влиянием трудов историков философии — Д. Бернета, Э. Целлера, М. Нильссона и других, — рассматривавших греков как «прирожденных» рационалистов, а расцвет греческой культуры — как триумф рационализма.

В книге Э. Р. Доддса «Греки и иррациональное» предпринята попытка опровергнуть преувеличенные оценки рационализма греков и пересмотреть некоторые распространенные представления о греческой культуре, причинах ее расцвета и упадка.

Первая часть книги начинается с рассмотрения аспектов религии и психологии в творчестве Гомера.

Автор справедливо оспаривает распространенное среди известной части ученых мнение, будто во всей истории никогда не было поэмы менее религиозной, чем «Илиада», и что так называемая религия Гомера, боги которого «очаровательные выдумки поэтов», по существу вовсе не была религией. Рассматривая сложную проблему соотношения божественной и человеческой воли у Гомера, Доддс обращает внимание читателя на своеобразный вид «религиозного» опыта» гомеровских героев, связанный с безымянным демоном, неопределенным, сверхъестественным агентом ате


стр.

Похожие книги