Греки и иррациональное - страница 4

Подразумевал ли поэт нечто большее, чем то, что Главк оказался глупцом, совершив подобную сделку? Выразил ли друг Автомедонта нечто большее, чем просто: «Какого черта тебя угораздило так поступить?» Может быть, так оно и есть. Некоторые особенности гекзаметра, который был обычным размером старых поэтов, легко могли привести к своего рода семасиологической дегенерации, венцом которой и является fagon de parier. И следует заметить, что ни эпизод с Главком, ни бесполезная аристейя Автомедонта не входят органично в фабулу даже «расширенной» «Илиады»: вполне вероятно, что они были добавлены позднее.[19] Но наша цель заключается в том, чтобы понять изначальный опыт, который лежит в основе подобных стереотипных формул — ибо даже {αςοη de parier должен иметь какое-то начало. Возможно, нам помогло бы несколько более близкое знакомство с природой ате и характером тех сил, которым Агамемнон приписывает ее, а затем рассмотрение и некоторых других высказываний эпических поэтов относительно движущих причин человеческой деятельности.

У Гомера есть ряд пассажей, где неразумное, бессмысленное поведение понимается как ате, а порой описывается однокоренным глаголом асастай, не связанным напрямую с феноменом божьего принуждения. Но ате у Гомера[20] — не самостоятельно действующая сила: в двух местах, где говорится об ате как о личности (Il. 9. 505 сл. и 19. 91 сл.), явно имеется в виду аллегория. Точно так же это слово не означает — во всяком случае, в «Илиаде»— и объективно происходящее бедствие,[21] как это часто случается в трагедии. Всегда, или почти всегда,[22] ате есть состояние сознания — временное омрачение или одичание нормального сознания. Фактически это кратковременное умопомешательство, и, подобно любому другому виду безумия, оно объясняется не с помощью физиологических или психологических причин, а через внешнюю «демоническую» деятельность. В «Одиссее»,[23] правда, причиной ате объявляется чрезмерное потребление вина; подтекст, однако, подразумевает не столько то, что ате может быть произведено «естественным» путем, сколько то, что вино содержит в себе нечто сверхъестественное или демоническое. Начиная с этого особого случая, источник ате (если он, конечно, уточняется) почти всегда связывается со сверхъестественными существами;[24] таким образом, можно собрать все примеры «неалкогольного» ате под рубрикой того, что я предлагаю назвать «психической интервенцией».

Если мы рассмотрим их, то заметим, что ате обязательно является синонимом или результатом злого поступка. Утверждение Лидделла и Скотта о том, что ате «посылается как наказание за опрометчивость в действиях», не вполне корректно, если внимательно читать Гомера. Ате (здесь — нечто вроде ошеломления), которое объяло Патрокла после того, как Аполлон ударил его,[25] вероятно, могло бы считаться в данном случае примером, т. к. Патрокл быстро обратил троянцев в бегство υπέρ uiouv;[26],[27] но несколько ранее подобная быстрота сама приписывается воле Зевса и характеризуется глаголом άάσΟη.[28] И ате Агастрофа,[29] слишком далеко отошедшего от своей колесницы и вследствие этого попавшего в руки врагов, не является «наказанием» за опрометчивость; последняя сама есть ате, или результат ате, и она не подразумевает отчетливой нравственной вины, бессмысленной ошибки, подобной той, которую совершил Главк своей нелепой сделкой. И Одиссей не был ни опрометчив, ни виновен, когда он в неблагоприятный момент вздремнул, тем самым дав своим товарищам возможность зарезать священных быков. Мы назвали бы это случайностью; однако для Гомера, как представителя раннего мышления,[30] не существовало такого понятия, как случайность: Одиссей знает, что это боги послали на него дремоту εις ατην, «чтобы одурачить ero».[31] Из подобных эпизодов явствует, что ате первоначально не имела связи с виновностью. Понятие ате в качестве наказания, по-видимому, либо имеет в Ионии позднее происхождение, либо является поздним заимствованием со стороны; единственное место у Гомера, где это выражено в отчетливой форме — упоминание о Λιτού в «Илиаде» (Кн. 9),