Не успела я выскочить за дверь, как налетела на стоящего за ней молодого человека. Парню на вид было никак не меньше двадцати пяти, и выглядел он точной копией депутата Ефимова, с той только разницей, что был значительно моложе и в стельку пьян.
— Что я слышу? — с пафосом спросил он, опасно покачиваясь из стороны в сторону на нетвердых ногах. — У моей мамочки новая фантазия? Ей уже мало быть дочерью знаменитых родителей и женой депутата? Теперь ей в дворянки захотелось?
Парень глумливо прищурился и хотел еще что-то добавить, но за моей спиной раздался полный ярости голос Аллы Викторовны:
— Макс! Что ты себе позволяешь?!
— Мама! — Отпрыск Ефимовых умилился так, будто целый век не виделся со своей родительницей.
— Что ты тут делаешь? Подслушиваешь?
От холода, которым веяло от Аллы Викторовны, можно было озябнуть, но ее сын даже бровью не повел.
— Я?! Как ты можешь, мама? — возмутился он, с трудом ворочая языком. — Что за вульгарные подозрения? Подслушиваю! Да ничего подобного! Просто шел мимо и случайно услышал часть вашего разговора. — Он на мгновение замер, что-то обдумывая, и с неожиданной рассудительностью заявил:
— Я проявил интерес к семейным делам! Да! Ты же сама твердишь, что я равнодушный. Вот и проявил, а ты опять недовольна.
Алла Викторовна хотела было возразить, но Ефимов-младший ее опередил. Хитро прищурившись, он погрозил ей пальцем:
— Мама, ты была права. Абсолютно! Семьей нужно интересоваться. Это так любопытно! Мама, я даже представить себе не мог, сколько всего можно узнать!
— Макс, ты пьян! — не сдержавшись, во весь голос крикнула Алла Викторовна.
— Никогда! — замотал он головой. — Выпил немного, это есть, но пьян… Нет, мамочка, тут ты не права!
— Немедленно отправляйся в свою комнату, — приказала Алла Викторовна дрожащим от гнева голосом.
Младший Ефимов отвесил шутовской поклон, отчего его резко повело в сторону, и покладисто согласился:
— Будет сделано.
Я уж было подумала, что это его последняя реплика, но он вдруг покосился на меня и хитро подмигнул:
— А может, дело не в титуле вовсе, а? Может, это просто дымовая завеса? Может, мамочку что другое интересует?
— Лили, суп готов. Беги в столовую и принеси супницу. И не забудь прихватить блюдо для второго, — приказала Варвара Федоровна, осторожно снимая с плиты кастрюлю.
Из темноты огромной гулкой кухни раздался смешок:
— Мама, ну не смешно ли именовать похлебку из картофельных очистков супом? Это все равно не суп, а варево. Даже если ты его приготовила в дорогой кастрюле из белой меди.
Освещенное слабым язычком пламенем лицо Варвары Федоровны затвердело.
— Совсем не смешно. Все так живут. Что касается супа, так ты не прав. Сегодня он из настоящего мяса, — сухо произнесла она.
— Правда? — совсем по-детски восхитилась дочь, а Варвара Федоровна грустно подумала, что слишком строга с ней. Лили всего четырнадцать, и она просто не способна все время грустить.
— А где ты мясо взяла? — не унималась девочка.
— Из деревни принесли. Прокоп зарезал ягненка, и сегодня утром его жена принесла кусочек.
— Догадались, что папа вернулся?
— Не думаю, — рассеянно отозвалась Варвара Федоровна. — Он ведь ночью пришел, деревня уже спала.
— Конечно, догадались, — упрямо стояла на своем дочь. — Обязательно кто-нибудь заметил его и всем остальным раззвонил.
— Даже если так, что в том плохого? Если учесть, какую злобу разжигают против нас на митингах, мы должны быть благодарны крестьянам за их доброту.
— Чем одарила?
— Дала две льняные простыни и фарфоровую пастушку.
— Свою любимую? Из коллекции?! — ахнула Лили.
— Какие глупости ты болтаешь! — Варвара Федоровна нахмурилась. — Это была всего лишь красивая безделушка.
— Тебе, наверное, не легко было с ней расстаться…
— А легко, зарезав овцу, оторвать у своих детей кусок и принести нам? Мы ведь им чужие! А в стране, не забывай, голод.
Лили тихонько, так, чтобы не услышала мама, вздохнула. Все правильно. Кладовая пуста. Пусты и огромные кухонные шкафы для провианта. И лари для муки тоже пусты. Лили сглотнула набежавшую слюну. Хлеба давно уже нет. Она даже вкус его давно забыла… На одну короткую минутку стало грустно, но долго печалится она не умела. Задорно тряхнув головой, отгоняя черные мысли, и, подхватив лампадку, опрометью понеслась к двери. Керосина, как и хлеба, давно не было в помине. Сначала они с мамой обходились свечами из люстр и подсвечников, но постепенно и они кончились. Сидели при лучине, но потом Лили обнаружила в шкафу запасы деревянного масла для лампад и придумала освещать комнату ими. Лампады много света не давали, но зато были изготовлены из разноцветного стекла. Лили, несмотря на протесты разумной мамы, всегда зажигала несколько штук одновременно, и сразу возникало ощущение праздника. Красные, лиловые и зеленые огоньки весело расцвечивали унылый мрак, в комнате становилось уютно, а на сердце опускалось умиротворение.
