смогли повесить замок на ворота, прежде чем толпе, наступающей нам на пятки, удалось открыть их. Они трясут их, как испуганные обезьяны, проклиная и матерясь, но замок крепко держится.
Мы сделали это.
Издавая стоны, я поднимаюсь на ноги и помогаю Эмили встать.
— Нам нужно бежать, — говорю я, тяжело дыша.
Мы начинаем с бега трусцой, затем переходим на спринт. Не знаю, куда этот тоннель ведет или где мы окажемся, но, в любом случае, мы продолжаем бежать, оставляя панику и беспорядки позади.
Эмили
— Aхх, — я откидываю голову назад, впервые за две недели глубоко вдыхая и выдыхая чистый воздух. — Так вот каков на вкус свежий воздух.
Джай наклоняется, уперев руки в колени. Его дыхание такое же тяжелое и быстрое, как и мое. Мои легкие горят, а ноги как будто превратились в желе. Я очень давно не бегала так быстро. Это странно и нелепо, но убегать ради спасения своей жизни оказалось довольно-таки весело.
Я не знаю, где мы сейчас. Мы бежали больше полутора часов с того момента, как вылезли из канализационного люка посреди какой-то дороги. И даже тогда не сбавили скорость, а продолжали бежать, дыша так часто, что, наверное, переработали весь застоявшийся воздух в наших легких. И только сейчас, остановившись, я чувствую отличие. Свежий воздух успокаивает мои внутренности, пока я смакую его прохладу.
Оборачиваюсь через плечо. Череп, наверное, уже начал поиски, но вряд ли найдет нас здесь. Думаю, что до утра мы в безопасности.
Я запрокидываю голову к ночному небу и мягко улыбаюсь, когда моросящий дождь увлажняет щеки, охлаждая горячую кожу. Мне всегда нравился дождь. Люблю его звучание. Люблю свободу его падения. Знаю, ничто не может остановить его. Дождь — это круто!
— Чему ты улыбаешься? — пыхтит Джай, выпрямляя спину и запрокидывая голову, чтобы тоже ощутить прохладный дождь на щеках.
— Дождю, — я хихикаю, и он смотрит на меня. — Мы попали под дождь.
В ярком свете уличного фонаря на фоне черного покрова ночи дождь напоминает тысячу крошечных искр огня. Они падают на Джая, и он выглядит восхитительно в своей зеленой пропотевшей футболке, облепившей его торс. Он снова указывает подбородком на небо и улыбается, пока дождь барабанит по его разгоряченной коже.
— Так и есть.
Я развожу руки, позволяя прохладной воде намочить мое тело как можно больше. Вода чистая — по крайней мере, чище той, что сочилась из трещин в тоннелях. Эта вода падает прямо с небес.
Черт, как же хорошо быть живой!
Я закрываю глаза и отчаянно пытаюсь успокоить жжение в легких. Ничто не помогает, да и ладно. Есть нечто гораздо худшее, что могло бы происходить со мной прямо сейчас. Я лучше приму горящие легкие, чем Черепа.
Когда дождик превращается в ливень, я ловлю его ручейки языком и глотаю, надеясь ослабить жжение в горле. Ощущение прекрасное, хотя и не облегчает боль. Но на данный момент я действительно не имею ничего против.
Джай выдыхает, вырывая меня из моих мыслей.
— Мы должны продолжать двигаться.
От его слов мои колени готовы подкоситься. Я не могу идти дальше. Теперь мы вне зоны непосредственной опасности, и мое тело одеревенело.
Я стону, опустив руки, и резко опускаю плечи.
— Не думаю, что смогу.
Он оборачивается и хлопает себя по спине, жестом приглашая залезть.
— Я знаю, где мы. У меня есть план.
Мы пробежали одинаковое расстояние. Если я устала, то уверена, что Джай тоже вымотался. Незадолго до этого он боролся с гигантом, а потом мы бежали, спасая свои жизни.
— Я не залезу тебе на спину, Джай.
Он оборачивается через плечо.
— Почему нет?
— Я не в восторге от встреч с бетоном, — говорю я, показывая ему свои ободранные локти. — И так достаточно пострадала.
Я ободрала их в момент падения, когда в ворота врезались бойцы. Они саднили несколько часов, но теперь болят каждый раз, когда соленая капелька пота скатывается по раздраженной коже.
Джай разворачивается, встает передо мной и склоняет голову набок, выглядя этаким очаровательным щенком. Это заставляет меня улыбнуться.
— Ты думаешь, что я уроню тебя?
Я пожимаю плечами.
— Я не готова выяснять это. Ты, должно быть, вымотан.
— Даже и близко нет, — улыбается он. — Я могу поднять медведя.