А желаю я ее.
Она — «не вписывающаяся в систему» девушка, но теперь я не смогу избавиться от нее, даже если захочу. Она уже проникла в меня, согревая мою кровь и сводя с ума. Я теряю голову от ее аромата, кровь несется по венам с бешеной скоростью. Я хочу ее, и не желаю умирать, не попробовав еще раз.
С момента прибытия сюда она цепляется за меня, ее большие глаза блестят от страха. Независимо от того, что сделал или сказал Череп, он испугал ее.
— Я не хочу умирать, — бормочет она, моргая, чтобы сдержать слезы. — Мне нужна твоя помощь.
— Черт, Котенок, — я притягиваю ее ближе, уткнувшись носом в ее шею. — С тобой ничего не случится. Ничего, пока я здесь.
Я держу ее, пока тело в моих объятиях не становится горячим. Пока дыхание, касающееся моей кожи, не становится частым. Я обнимаю ее, а она поворачивает голову и прижимает теплые губы к изображению черепа на моей ключице. Я напрягаюсь. Татуировка еще не до конца зажила и чертовски чешется.
— Я доверяю тебе, — вздыхает она, оставляя еще один поцелуй. — Верю, что ты позаботишься обо мне.
Эмили утыкается носом мне в шею и глубоко вдыхает, словно наслаждается моим запахом и запахом моего пота. Для меня много значит то, что она сказала. Мягкими руками она скользит к моему прессу и талии, пока ее губы прижимаются к шее, а затем путешествуют вдоль моей челюсти. Напряженный стон срывается с моих губ, и она дрожит у меня в руках.
Блядский.
Ад.
В прошлый раз, когда она касалась меня так, мы были пьяны в стельку. Я много чего помню. Помню, как отлично она ощущалась, как быстро заставила меня кончить. Но не припоминаю, чтобы моя кожа покрывалась мурашками, как сейчас. Или чтобы так сильно напрягались мои мышцы с каждым прикосновением ее губ. В прошлый раз я не думал о том, что мы не одни. Возможно, мимо нас прошло человек десять, а я и понятия не имел. Но на сей раз звук каждой упавшей капельки воды эхом отдается в моей голове. Когда она снова отстраняется, я оборачиваюсь через плечо, но она прижимает ладонь к моей щеке. Эмили поворачивает меня назад, пока мы едва не соприкасаемся носами.
— Ты сказал, что уже полдень. Все будут заняты едой.
Она часто пропускает прием пищи, и ее не за что винить. Я точно не стремлюсь быть первым в очереди за черствым хлебом и жидким бульоном, но мне позволительно потерять немного массы тела. А ей — нет. Эмили худенькая, но у нее все равно есть изгибы, хотя и небольшие. В последние дни я заметил, что эти изгибы сглаживаются, а жирок исчезает. Я хочу ее. Господь знает, насколько, но я не дикарь, руководствующийся исключительно примитивными инстинктами. Сперва я забочусь о том, что требует внимания в первую очередь.
— Тебе нужно поесть.
Она оборачивает руки вокруг моей шеи, ее глаза сверкают и словно говорят: «Еда — это не то, чего я хочу».
Эмили вплотную придвигается, прижимаясь ко мне грудью и бедрами. Одна секунда — и ее губы прижимаются к моим, и в этот момент остатки моего самообладания сгорают в огне. Она открывает рот, и я стону в него прежде, чем облизать ее язычок. Блядь, она хороша на вкус: как сахарная вата и мята. Я не любитель ни того, ни другого, но, смешавшись вместе у нее во рту, они образуют предел моих мечтаний.
Я все еще не могу привыкнуть к этой женщине. Часть меня хочет использовать ее для своей личной выгоды, и, если она хочет, чтобы я трахнул ее, прекрасно — я могу сделать это. У меня нет никаких проблем с моим членом.
Но тут есть и другая часть меня... часть, которая хочет защитить ее. И эта часть сперва удовлетворит ее эмоциональные потребности, а затем уже физические. Прямо сейчас две эти стороны ведут бой внутри меня. Когда я прижимаю ее к стене, эти стороны смешиваются во мне, и руки не знают, должны ли они ущипнуть и сжать, или погладить и приласкать. Мой язык приходит в замешательство, не зная, что делать.
И тут же у меня возникает еще один приступ гребаного озарения, после чего мой самоконтроль берет на себя бразды правления. Его появлению сейчас не рады, но это не мешает ему стучаться в лоб, требуя, чтобы его выслушали. Он просит меня прислушаться к себе изнутри.
