Если авторы упомянутых гипотез считали область Триполья дающей активной стороной в древнейших сношениях северного Причерноморья с югом, то некоторые другие ученые, особенно в последнее время, выдвинули иную точку зрения, прослеживая проникновение в Причерноморье культурных влияний южного, древневосточного и эгейского происхождения, начиная с III тысячелетия до х. э.
Ряд авторов склонен был самое появление Трипольской культуры, с ее керамикой и культовыми изображениями человека и животных приписать длительному культурному воздействию эгейского мира на северные страны. Такая точка зрения особенно отчетливо выступает в известной сводной работе Ю. В. Готье, изданной в 1925 г.[9] В этой же работе влиянию Передней Азии приписано появление кавказских дольменов, как и целый ряд явлений в ранней северокавказской культуре медного века.
Польский исследователь Стефан Пшеворский пытался в ряде статей установить существование торговых сношений между странами Древнего Востока и северным Причерноморьем, используя в этих целях ряд археологических находок[10]. К сожалению, некритическое привлечение материалов привела к тому, что выводы его основаны в значительной мере на находках или недостоверных, или же ошибочно отнесенных к северному Причерноморью или, наконец, явно поддельных[11]. Таким образом, интересные по своему замыслу работы Пшеворского не подвинули вперед разработку поставленного им вопроса.
Что же касается проникновения в Причерноморье отдельных изделий эгейского происхождения, то оно было отмечено А. М. Талльгреном, правильно указавшим на поздне-микенский тип двусторонних бронзовых секир Щетковского и Козорезовского кладов II тысячелетия до х. э. на Херсонщине[12].
Отнесение к импорту из Эгейского бассейна некоторых северокавказских находок, как, например, найденных в Ульском ауле на Кубани двух алебастровых женских статуэток[13] или медного плоского ножа из Майкопского кургана, по форме напоминающего критские «бритвы»[14], сейчас, при более глубоком знакомстве с археологическими памятниками Кавказа, следует признать неправильным. Предметы эти, по всей видимости, являются местными — кавказскими.
Неудачной оказалась также и попытка Л. А. Моисеева усмотреть в развалинах так называемых «башен» Гераклейского полуострова следы древнейшей микенской колонизации Крыма[15]. При первой же проверке эта гипотеза отпала, как совершенно необоснованная.
Таким образом, делавшиеся до сих пор попытки проследить проникновение южных влияний в северное Причерноморье в эпоху, предшествующую греческой колонизации и образованию скифского общества, так же не привели к сколько-нибудь ясному представлению о действительных взаимоотношениях, существовавших в этот период исторического развития между племенами северного побережья Черного моря и южными странами.
В самое последнее время вышла работа В. Чепелева[16], в которой автор, ссылаясь на взгляды Н. Я. Марра, говорит об исконной культурной общности населения всего черноморского бассейна и греческого мира, устанавливает наличие стадии «национальной античности» у населения юга СССР и утверждает, что только быстрое развитие Эллады в VIII–VI вв. до х. э. создало стадиальный разрыв между греками и племенами Причерноморья. Чрезвычайно неконкретная, эта работа ни в какой степени не подвинула вперед разработку поставленной проблемы.
Следовательно, вопрос о связях северного Причерноморья с югом необходимо рассмотреть заново, используя весь ряд имеющихся сейчас в нашем распоряжении археологических наблюдений, позволяющих в какой-либо мере осветить сношения племен наших степей с южными странами.
Прежде чем обратиться к этим фактам, необходимо сделать два предварительных замечания. Первое из них относится к кругу используемого материала. Следует сказать, что предметы иноземного происхождения в археологических собраниях местных музеев и в старых частных коллекциях часто приписываются данной местности без достаточного основания. Очень легко на основании таких предметов сделать ошибочные заключения о существовании меновых или торговых связей между двумя территориями в далеком прошлом, тогда как появление соответствующей вещи в данной местности может относиться к нашим дням. Поэтому в дальнейшем мы ограничим круг разбираемых фактов только наиболее достоверными находками, отмечая в сомнительных случаях степень их достоверности.