Желания проследовать в дурку на лице клиента не читается, но и протестов он не высказывает. Вообще, довольно вял и послушен. Но я, хорошо зная уважаемую Люси Рат, уверен, что предупреждение не напрасно.
Разворачиваю миленка к себе спиной и стягиваю ему локотки широкой мягкой лентой парашютной стропы. Классная штука! Узлы вяжутся легко, держатся крепко. А уж прочна — донельзя. Запросто вместо буксировочного троса использовать можно. Теперь мой красавец руками не намашется. Некоторая свобода движения конечностям при таком методе фиксации, впрочем, остается — покурить там или сопли подтереть. Щадящий способ.
Малый по-прежнему пассивен. Покорно плетется к автомобилю, лезет куда ведено. Даже не спрашивает, почему связали. Свободных мест больше нет. Стартуем в сторону психлечебницы.
Человек сторонний непременно пожалеет несчастного бедолагу, над которым издеваются бесчеловечные изверги в белых халатах. Жалельщики чертовы!
Рассказка из серии «Там, дома». Лежал в психушке один вот такой же «безобидный». Лежал-полеживал, весь из себя апатичный, думы свои депрессивные в башке пережевывал. Глазки в потолок, лапки на брюхе скрестил. Прям хоть свечку в них вставляй.
Я аккурат в том дурдоме свою шелудивую карьеру начинал. В той же палате у окна находился молодой парень с переломанными обеими ногами — вышел из дома в окошко шестого этажа на голос звавшего его ангела. К ангелам угодить не сподобился, вместо райских кущ к нам прибыл. Зачем-то я к нему подошел — утку ли подать, повязку ли проверить — не суть. Вдруг слышу позади звериный дикий рев. Вскочил наш меланхолик, в доли секунды оказался на подоконнике и легким движением вырвал трехпудовую кованую решетку окна, добротно закрепленную в коробе могучими стальными стержнями.
Решетка полетела на избранника херувимов, а вырвавший ее больной — в окно. Только стекла градом посыпались. Все, что я успел сделать — подставить под падающую железяку плечо, чтоб несчастному пареньку не разбило голову.
Кто-то внизу, во дворе, перехватил злыдня. Добавив к ушибам от падения изрядно еще, водворили на место. Плечо до сих пор ноет к сырой погоде там, где был перелом. Жуткая штука — взрыв депрессии. Раптус называется.
К чему это я? А, ну да. Я про то, что смирный и тихий вид больного не причина для ослабления внимания. Состояние может измениться мгновенно.
Черт! Воистину — не буди лиха, пока оно тихо! Лицо связанного перекосилось, в глазах зажегся злобный огонь. Шипя что-то сквозь зубы, пытается встать. Сейчас бросится. Ну бросайся, бросайся. Не оборачиваясь, протягиваю руку за водительское сиденье, нащупываю рукоять тяжелой резиновой палки, подтягиваю ее к своему плечу.
Но псих и не пробует на меня кинуться. Оттолкнувшись ладонями связанных рук от жесткой лавки, он, подпрыгнув пружинкой, дважды с силой бьет ногой в живот беременную…
Минут десять спустя. Пробка, образовавшаяся около нашего ставшего поперек улицы вездехода, отчаянно сигналит, тщась согнать нас с места. На взбесившегося клиента истрачены все имеющиеся в наличии веревки, отчего тот начал смахивать на египетскую мумию. Из рассеченной скулы капает кровь, пачкая брезент носилок. Шва четыре ему на морду наложить придется. Ну и… с ним. Не бить — убивать надо. Оттого что он не в состоянии отвечать за свои действия, желание задушить его меньше не становится.
Хлопочу около несчастной женщины. Бледна, испугана, но на живот вроде не жалуется. Ох, обошлось бы все благополучно!
— Врубай-ка, Патрик, иллюминацию и лети со всей мочи. Избави бог…
Пилот послушно включает проблесковые маяки и обходит скопление машин по тротуару, оставляя их распутываться без нас. Глухо стукнули колеса, когда машина спрыгнула с бетонного поребрика. Автомобиль, взревывая у светофоров сиреной, заторопился к городской окраине.
Всю дорогу я, переживая, поминутно приставал к пострадавшей с расспросами о самочувствии. Ее уже начала раздражать моя назойливость. Оправившись от испуга, иорданская наложница выглядела вполне прилично, улыбалась, слушая распеваемые сидящей сзади шустрой старушкой похабные частушки.