Он ничего не произнес, только губами двинул так, что они сложились во вполне определенное слово. Стефан кивнул, одновременно пожимая плечами, как бы соглашаясь с утверждением ревнителя и давая понять, что не все так просто.
– Тогда все понятно, – подытожил священник эту пантомиму. – Все сразу обретает смысл.
Он снова замолчал на некоторое время, повернувшись к реке, а потом, не оборачиваясь, произнес:
– Ты должен все мне рассказать, брат Стефан. Все. Даже то, о чем с отцом Василием уговорились молчать. Я понимаю, что для этого ты должен мне поверить, а это непросто. Тебе, поди, со всех сторон враги мерещатся, и я в том тебя винить не могу. Но если у нас с тобой откровенности не будет, то и дальше говорить не о чем. Я отойду от тебя, более в смерти викария обвинять не буду и даже в подозреваемых числить не стану, но и ты от меня помощи не жди. Сам с Трибуналом объясняйся.
«Повезло нам с ним! – хмыкнул Стеф. – Толковый мужик, из правильного теста слеплен!»
«Или хороший актер, – не вполне согласился я, хотя тоже склонялся к тому, что ревнителю верить можно. – Твое решение?»
«Берем!»
Ох, эта мне его бесшабашность – словно пучок редиса на торговых рядах покупает!
Далее у Стефана с Кириллом состоялся разговор, в котором Страж рассказал ему о наших злоключениях. Ничего не утаивая: от момента, как памяти лишился, до того, как вернул ее, прочтя чин изгнания необыкновенной силы. Добавил и то, что викарию не рассказал – про свою способность видеть печать смерти. И под конец высказал предположение, что у Золотоголового в Нижнем Новгороде есть глаза, уши и руки. И что этот «кто-то» не последнее звание в иерархии имеет.
– Думаю, это первый викарий, отец Владимир, – закончил он свой рассказ.
– Ты думай-то, чего несешь, Страж! – возмутился Кирилл. – Начнем с того, что силам Ада на землю освященную хода нет, да и то, что ты одного из высших православных иерархов обвиняешь – уже ересь!
– Не обвиняю, брат. Подозреваю. Что до земли освященной, то как же ты объяснишь одержимого в подземелье кремля? В сотне шагов от храма?
Ревнитель сразу помрачнел, видимо, вылетел этот прискорбный факт у него из головы. Пять дней назад, к слову, Стеф первым бы пальцем у виска покрутил, скажи ему кто, что демоны по Святому городу ходят.
– Что ты предлагаешь? Чтобы я тебя к первому викарию подвел, а ты бы посмотрел, одержимый он или нет?
– Зачем так топорно? Да и не факт, что одержимый он, может, просто – еретик. Нет, действовать нужно тоньше. Для начала вообще стоит понять, зачем всю эту историю Золотоголовый закрутил? Не просто же для того, чтобы подгадить по-мелкому. Тут, Кирилл, игра посложнее, только я не понимаю, ради чего она ведется.
– Чего уж сложнее – своего ставленника, да еще и самого вероятного преемника епископа, поставить?
– И толку с того? Рано или поздно его раскроют, да и придавят без огласки. Сам же понимаешь, такая слава Церкви не нужна.
«Трибунал!» – шепнул я подопечному. С того момента, как Стефан память вернул, я самостоятельно вслух без его разрешения не говорил. Но сейчас меня осенила догадка, и я едва смог удержаться, чтобы не перехватить управление над его речевым аппаратом. Вот ведь еще напасть – привык без спросу действовать, пока в теле Стража ребенок жил.
«Что – Трибунал? – уточнил Стеф. – Поясни?»
«Золотоголовый затеял всю эту игру ради Трибунала, на котором будут определять степень вины одного граничника и на который съедутся все иерархи Ассамблеи!»
Сначала пришлось потратить много времени на то, чтобы отговорить Кирилла от объявления общей тревоги. Мы ведь не знали доподлинно, сколько всего членов иерархии было вовлечено в заговор, да имел ли он место вообще. Подозревали первого викария в том, что он убийцу к Стефану отправил, но ведь только подозревали, верно? А может, он и ни при чем вовсе, может, другой кто за ниточки дергает, сам в тени хоронясь? Да и с другой стороны глянуть – ну крикнули мы «пожар!», а дальше-то что? Как вычислить слуг Золотоголового – всем очную ставку со Стражем устраивать?
Поэтому действовать мы решили максимально осторожно. Ревнитель дал ход расследованию происшествия с одержимым, который оказался в камере с моим подопечным, но основной версией сделал его личную неприязнь к Стефу. Да, шито это было белыми нитками, но крыло Стражей, точнее, его глава, приняли версию безоговорочно. Словно и сами желали, чтобы дело было спущено на тормозах.