— Напрасно, Козедубенко, ты так их не любишь, — сказал как-то ему сержант Сорокин. — Эти животные — своего рода санитары. Они подбирают всякую падаль.
Не убедил Ивана командир отделения.
— Разносчики чумы твои шакалы! — горячо отстаивал свою точку зрения ефрейтор. — Очищать нашу землю, куда ни шло. Но они же бегают туда и там жрут разную гадость, а потом, начиненные заразой, возвращаются. Вот и туркменская пословица «Лучшие дыни поедают шакалы» о чем говорит? О презрении народа к этой твари, об ее алчности и вредности.
До слуха донесся еле уловимый рокот мотора. Он приближался со стороны границы. «Наш сторожевой катер, — понял солдат. — В такую-то пору!»
Иван с особой симпатией относился к морякам-пограничникам. Как бы ни была трудна пограничная служба на земле, но на море, по его мнению, она сложнее и опаснее, там больше романтики и героизма.
Ефрейтор представил себе, как волны наскакивают на катер, обдавая моряков ледяной водой, и по его телу пробежали мурашки. Он зябко передернулся и начал ходить взад-вперед, размахивая руками. «Где же ты теперь, шакал? — раздраженно думал воин. — Какими тропинками будешь сегодня вилять?» И хотя нарушитель, конечно же, шел к границе впервые в своей жизни, у Ивана о нем было обобщенное понятие. «Сколько тебя можно учить? Сколько задерживать? — недовольствовал солдат, которого начал ощутимо пробирать холодный ветер. — Прошлый раз десять часов гнались за тобой. Ну и что? Догнали. А потом понесли на себе. Выдохся ведь. Вот так-то бегать от пограничников! А сегодня, думаешь, уйдешь? Накось — выкуси!»
Впереди, километра за два, одна за другой взметнулись цветные ракеты. Через считанные секунды раздались слабые щелчки. Почти одновременно вспороли небо два прожектора — с суши, справа от Козедубенко, и с катера.
«Началось!» — Иван прилег за кочку. Судя по тому, как яркие мечеобразные лучи, перекрещиваясь, шарили по земле, он понял, что цель прожектористами пока не обнаружена. Да это на неровной местности и нелегко сделать. Нарушитель использует все складки поверхности — ложбинки, бугры, ямы; укроется за холмом, переждет, пока над ним проскользнет луч и побежит дальше. Но поскольку ракеты известили пограничников, что нарушитель здесь, ему теперь не уйти. Задержать перебежчика — дело времени. Воина волновало другое: в каком направлении тот движется? Неужели он, ефрейтор Козедубенко, зря проторчал на холоде три с лишним часа?
Теперь ракеты часто, то справа, то слева разноцветными куполами раздвигали темноту, и Иван понимал, что поисковые группы прижимают незнакомца к линии засады, направляют на перекрытый солдатами участок. Назад, вправо и влево путь нарушителю отрезан. Он вынужден бежать только на юг, к той черте, где каждый из пограничников, как и Козедубенко, готов встретить незваного гостя.
Лучи прожекторов шарили в стороне от ефрейтора, когда он услышал шаги и прерывистое дыхание бегущего. Воин поднялся, на слух определил, куда бежит незнакомец, и двинулся ему наперерез.
Метнулся луч прожектора, и солдат попал в сноп света. Он успел вовремя зажмуриться. Луч отскочил — своих нельзя демаскировать, ослеплять.
Козедубенко открыл глаза и буквально в трех метрах увидел перед собой незнакомца. Человек с рюкзаком застыл на корточках, держа в руках финский нож. Он, как барс, неожиданно столкнувшийся с охотником, готов был к прыжку.
— Встать! — спокойно и властно скомандовал ефрейтор и лязгнул затвором автомата. Перебежчик не выполнил команду, торопливо заговорил:
— Солдат, возьми золотые часы и деньги. У меня много денег. Ты меня не видел. Ты за мной потом побежал…
— Встать, шакал! — сквозь зубы повторил команду Козедубенко. — Руки вверх!
Воин был уверен, что незнакомец под дулом автомата не окажет сопротивления. Перебежчик, оставив на земле нож, медленно выпрямился и, поднимая руки, резко швырнул в глаза пограничника песком, отскочил в сторону.
— Стой! Стрелять буду! — заорал ослепленный ефрейтор, превознемогая острую боль в глазах. Он дал очередь вверх, прислушался. Человек убегал в сторону границы. Вторая, третья очередь вверх не остановили беглеца.
