- Рой, Холлис ! - сказал я. - Почему вы не разворачиваете свадебный подарок ?
- Правда, - сказал Рой. - Почему ?
Подарок был завёрнут в сорок пять ярдов оловянной фольги. Рой принялся её разматывать. Наконец фольга кончилась.
- Желаю счастья в семейной жизни ! - воскликнул я.
Это был маленький, ручной работы, гробик, изготовленный лучшими мастерами Испании. В нем даже имелась розовато-алое войлочное донышко. Он был точной копией настоящего, разве что был сделан с большей любовью.
Рой окинул меня взглядом убийцы, оторвал ярлычок с указаниями по поводу того, как сохранить полировку дерева, бросил его в гробик и закрыл крышку. Воцарилась полная тишина. Единственный подарок был отвергнут. Но вскоре он взял себя в руки и вновь принялся нести ахинею.
Я умолк. Я и вправду гордился своим маленьким ларчиком. Я искал подарок часами. Я едва не сошел с ума. Потом я увидел его на полке, в полном одиночестве. Потрогал снаружи, перевернул вверх дном, потом заглянул внутрь. Цена была немалая, ноя платил за тонкую, безупречную работу. Дерево. Маленькие петельки. Всё прочее. Одновременно мне был нужен пульверизатор с я дом от муравьев. В глубине магазина я отыскал "Черный флаг". Муравьи соорудили над моей входной дверью гнездо. Я понес покупки к прилавку. Там была девчушка, я выложил товар перед ней. Я показал на гробик.
- Знаете, что это такое ?
- Что ?
- Это гроб !
Я открыл его и показал её.
- От этих муравьев я скоро рехнусь. Знаете, что я намерен сделать ?
- Что ?
- Я намерен убить всех муравьев, положить их в этот гроб и похоронить !
Она рассмеялась.
- Вы скрасили мне весь день.
Молодым нынче палец в рот не клади, их поколению не найдется равных. Я расплатился и вышел из магазина.
Но там, на свадьбе, никто не смеялся. Их осчастливила бы перевязанная красной ленточкой скороварка. Да и то вряд ли.
В конце концов самым доброжелательным из всех оказался богатей Харви. Может быть, потому, что доброжелательность была ему по карману ? Потом мне вспомнилось кое-что из моих публичных чтений, кое-что из древних китайцев:
"Кем бы ты хотел стать, богачом или художником ?"
"Богачом, потому что художник, похоже, вечно сидит на крылечке у богача." Я приложился к бутылке, и мне стало на все наплевать. Так или иначе, все как-то незаметно кончилось. Я очутился на задней сиденье своей машины, Холлис вновь сидела за рулем. Роева борода опять развевалась и лезла мне прямо в лицо. Я приложился к бутылке.
- Слушайте, вы что, выбросили мою шкатулочку ? Вы же знаете, как я люблю вас обоих ! Зачем вы выбросили мой гробик ?
- Смотри, Буковски ! Вот он ,твой гробик !
Рой поднес его мне поближе, показал его мне.
- Ага, чудненько !
- Хочешь забрать его назад ?
- Нет ! Нет ! Это мой подарок вам ! Единственный ваш подарок ! Храните его ! Прошу вас !
- Хорошо. Остаток пути мы проделали в полном молчании. Я жил в выходившем на улицу дворе неподалеку от Голливуда (естественно.) Стоянка была тесная. Им с трудом удалось найти место примерно в полуквартале от моего дома. Они поставили машину, отдали мне ключи. Потом я увидел, как они переходят улицу, направляясь к своей машине. Я посмотрел на них, повернулся, чтобы пойти в сторону дома, и, все еще глядя на них и сжимая в руке бутылку с остатками взятого у Харви виски, я зацепился башмаком за брючный отворот и упал. Когда я падал на спину, инстинкт подсказал мне, что первым делом надо спасать остатки чудесного виски, не дать бутылке разбиться об цемент (мамаша с ребёнком), и , падая, я попытался удариться плечами, подняв повыше голову и бутылку. Бутылку я спас, но грохнулся затылком о тротуар - ШМЯК !
Они оба стояли и смотрели, как я падаю. Я был оглушен почти до потери сознания и все-таки сумел крикнуть им через улицу:
-Рой ! Холлис ! Проводите меня до дома, прошу вас, я сильно ушибся !
Они постояли немного, глядя на меня. Потом они сели в машину, завели мотор, откинулись на спинку сиденья, и преспокойненько тронулись в путь.
Со мной рассчитались сполна, но за что ? За гробик ? Что бы это ни было - вождение моей машины, я сам в роли шута и(или) шафера, - к дальнейшему употреблению я был не годен. Род человеческий я всё же считал омерзительным. Но что делало его особенно мерзким - так это болезнь внутрисемейных уз, в том числе и брак, подмена силы и взаимопомощи, болезнь, которой, точно накожной язве, проказе, подвержены все: сначала ближайший сосед, потом ближайший квартал, район, город, округ, штат, вся страна... каждый в своей ячейке хватается за задницу ближнего, пытаясь выжить в атмосфере животного страха и тупости.
