Отвечать не стал, встал из-за стола, выключил в кабинете свет, спустился на первый этаж, проходя мимо грохочущего басами зала и Амининой каморки. Затормозил у нее — заглянул. Краевская ее все равно никогда не закрывала. По этому поводу они тоже уже ругались. Мир настаивал на том, что все двери должны быть ночью закрыты — неизвестно кто сюда забредет, Амина же легкомысленно отмахивалась. Мол, если кому-то хочется спереть ее сценические труселя — ей не жалко.
Дамир окинул взглядом помещение — маленькое, душненькое, жалкое такое, почувствовал укол совести за то, что запроторил ее сюда, но сейчас что-то менять уже поздно — он пытался, она гордо отказалась. Прошел внутрь. На столе лежала тетрадь — он открыл ее, пролистал, не особо всматриваясь в содержание. Там были какие-то формулы, записи, снова формулы. Подошел к шкафу, провел пальцами по аккуратно развешенным «сценическим труселям», заприметил подушку, удивился сначала, а потом подумал, что это вполне логично. Странно только, почему у него самого тут до сих пор подушка не лежит. Вернулся к дивану из кожзама, опустился на него.
Запрокинул голову, глянул на полоток, потом протянул руку к выключателю света, зачем-то его потушив… Просто решил посидеть в темноте. Немного глаза устали.
А диван-то действительно удобный — так и хочется прилечь, отдохнуть, расслабиться, эх… Мир сладко зевнул, думая о том, что посидит еще пять минуточек, а потом непременно свалит. Приедет домой, чего-то съест, завалится спать…
Думал-думал-думал, чтоб прямо здесь заснуть.
Мир не знал, что он уже не первый мужчина, ставший жертвой снотворного действия этого дивана. Не знал, что когда-то Глеб Имагин опростоволосился так же, а получил за это… и не только за это — сердце Имагиной Насти. Он не знал, что проспит так до утра, а утром его застанет Амина.
Его солнышко, его заноза в заднице, его лучший в мире адский будильник.
Амина сидела на стуле, как следователь на допросе, уткнувшись подбородком в спинку, внимательно глядя на нежданного гостя, явно заночевавшего в ее кабинете. Ирония судьбы — ни больше, ни меньше. И Женя Лукашин у нее на новый лад не упился вусмерть, а вусмерть устал, поэтому и заснул здесь — трогательно поджав под себя ноги на ее недобитом диванчике.
Войдя в гримерную, первым делом Амина схватилась за сердце, со словами «мать вашу» тут же тихонько сползла по стеночке, но потом присмотрелась, осознала, собралась, отлипла от стены, подошла к спящему.
Пыталась делать это тихо… Проверила — вроде дышит, во всяком случае щеку обдало теплым воздухом, слюни на подлокотник не пускает, даже ботинками обивку не пачкает. Формально и придраться не к чему, кроме как к нарушению границ частной собственности.
Убедившись, что племенной жеребец Дамир Сабирович Бабаев копыта у нее в кабинете не отбросил, Амина отошла, присела сначала на трюмо, расположенное прямо напротив дивана, продолжая разглядывать нарушителя ее сердечного спокойствия, потом на стул, все так же глядя на мужчину, потом встала, прошлась… Вышла из кабинета, прогулялась…
Все надеялась, что он проснется сам и уйдет с миром. Давала ему шанс, так сказать. Ведь прекрасно понимала — их сцена «а по утру они проснулись» не обойдется без стычки, но Мир то ли так устал, то ли подсознательно жаждал проснуться при ней, но когда Амина вернулась — по кабинету все так же разносилось тихое сопение.
На часах было девять с небольшим, Амина явилась заранее, солнечные лучи добрались даже сюда — через маленькое окошко под потолком — служившее больше вентиляцией, чем средством освещения. И оставшееся до десяти время провела тут же — сначала листала конспекты, потом думала о чем-то своем, глядя в окно, на диван, на себя в трюмо. Потом смотрела только на диван и думала о нем…
Дамир вызывал в ней странные чувства. Сейчас жалко, часто раздражает, вчера развеселил своими смс-ками в два часа ночи. Понять его сложно, раскусить еще сложней. Если изначально они были абсолютно явными конкурентами, то в последнее время роли слегка изменились. И дело ведь не столько в этом ее наивном пари, которое стало скорей поводом для оттепели. Кажется, оба устали от вражды, но и дружить не научились. А не дружить…
