Постепенно бледность сходила с его лица и дыхание становилось спокойнее. Я сидел рядом с ним на кровати, он судорожно сжимал мне руку, словно боясь, как бы я не ушел и не оставил его одного. Однако, по мере того как к нему возвращались силы, любопытство начинало брать верх над страхом.
— Может… вы… туда пойдете… и узнаете… а потом вернетесь… были первые слова, которые я услышал от него.
— А не лучше ли мне еще немного побыть с вами? — нерешительно сказал я.
— Нет… нет… идите… идите и скажите Ноке, чтобы она осталась здесь, около меня…
Я встал, Альберди испытующе смотрел мне в глаза. Я не знал, идти мне или еще подождать.
— Вы видели… тот… крестик? — наконец спросил он тихо.
Я кивнул.
— Это я… — прошептал он. — Не могу себе простить…
— Но… Ничего страшного не произошло, — пытался я его успокоить. — Еще ничего не известно. Сначала прочтите книгу…
Он прикрыл глаза.
— Идите и возвращайтесь, — сказал он уже почти спокойно.
Когда я подошел к месту эксгумации, гроб был опущен и рабочие прикрывали могилу досками. Профессор Гомец, уже без фартука, диктовал что-то протоколисту, а его ассистент убирал инструмент. Рядом с ним на земле стоял закрытый металлический цилиндр. Кастелло отдавал какие-то распоряжения сержанту полиции.
Я подошел к де Лиме, который прислушивался к тому, что диктовал профессор, а так как тот вскоре кончил, мое любопытство могло быть наконец удовлетворено.
— Куда вы девались, сеньор адвокат? Вы уже знаете результаты? воскликнул де Лима, увидев меня.
— Мне пришлось заняться священником. Бедняга ослаб. Ну как наши эксперты?
— Опасения полностью подтвердились! — сказал де Лима с плохо скрываемым удовлетворением.
— Значит, это не Браго?
— Браго. Несомненно, он. Дело в экспериментах! Бедный Хозе!.. С ним поступали, как с подопытным кроликом. Правда, еще нет окончательных результатов, но в принципе выводы однозначны. Остались только дополнительные исследования. У профессора здесь нет необходимых условий и всего инструмента. Поэтому он забирает череп в лабораторию.
— Это займет несколько дней, — добавил Гомец.
Я взглянул на цилиндр и почувствовал неприятную спазму в желудке.
— Уверены ли вы, профессор, что это были эксперименты, а не неизбежные медицинские процедуры? — спросил я немного погодя.
— Абсолютно. Да это же сразу видно. Если бы вы посмотрели, что они с ним вытворяли… Чудовищно!.. Впрочем, могу вам показать, — он подошел к цилиндру и уже потянулся к крышке, но я успел воспротивиться.
— Благодарю вас… Нет, нет, я не хочу… Я верю вам на слово.
Профессор снисходительно усмехнулся.
— Нервишки сдают. Однако предупреждаю, что в качестве адвоката и представителя обвиняющей стороны вам придется ознакомиться хотя бы со снимками.
9
Под утро меня разбудил телефонный звонок. Я поднял трубку, проклиная в душе изобретателя телефона и того, кто, потеряв совесть, звонит ко мне в такую рань.
Однако уже первых слов было достаточно, чтобы сон как рукой сняло. Звонила Катарина.
— Прости, что поднимаю тебя с постели, но позже нам не удастся связаться, а дело очень срочное. Утром позвонишь или лично придешь к де Лимам и скажешь, что ты отказываешься вести их дело. Если хочешь, можешь помочь найти другого адвоката. Сделай это спокойно, без шума… Впрочем, ты это умеешь.
Я был совершенно ошарашен требованием.
— Но… это невозможно. В полдень я как представитель де Лимы должен официально внести иск против института Барта.
— Значит, ты его еще не внес? — обрадовалась она. — Ну так и не вноси. Это сделает за тебя твой преемник.
— А если они не согласятся? Я обязан в течение двух недель с момента извещения оказывать помощь клиентам.
— Никто не может тебя заставить. Я думаю, у тебя есть серьезные основания отказаться…
— Но почему такая срочность? Что я скажу де Лиме? В чем дело?
— Очень просто: ты против обвинения профессора Боннара в недозволенных экспериментах над Хозе Браго. Ты не веришь, что профессор виновен.
— Ха! Именно теперь-то у меня и возникли сомнения в его невиновности. Вскрытие показало, что на Браго экспериментировали. Профессор Гомец авторитет. Уж не говоря о том, что это человек честный, заслуживающий доверия.
