Мне вспомнилась прочитанная несколько дней назад книга Браго.
— Я уже не помню точно, что он говорил. Во всяком случае, просил меня после его смерти присматривать за Марио. Вернее, — священник немного смутился, — он просил уговорить сестру, чтобы она дала согласие на то, чего он требовал в завещании, но о чем шла речь, сказать не хотел. Я возразил ему, что до тех пор, пока не знаю, что содержится в завещании, не могу этого сделать. Мой отказ он воспринял спокойно. Даже согласился со мной. Потом мы перешли на философские проблемы. И именно тогда он заговорил о вечной жизни. Он сказал, что верит в нее.
— А вы убеждены, что он имел в виду загробную жизнь в религиозном значении этого слова? Что это не была в определенном смысле метафора?
— Это не было метафорой. Правда, он тут же заметил, что католические философы и вообще любая религия понимают вечную жизнь неправильно… Но я уверен, что он воспринимал ее как неоспоримый факт, как реальность. А в его устах это означало огромный шаг к богу.
— Понимаю. Но о существовании бога, связи душ с богом, рае… Вы понимаете, что я имею в виду?
— Вы слишком многого требуете, сеньор адвокат. Хозе был непокорным и упрямым человеком… Кроме того, если даже он начинал понимать вечную истину, то, безусловно, не мог говорить об этом тем же языком, что и простой крестьянин из Пунто де Виста или даже вы или я… Он должен был бы это переложить на язык собственных понятий… Да. Хотя он ни разу не произнес слово "бог", я знал, что он его ищет, что наконец начинает замечать, чувствовать его милость. Скажу вам, я даже думал, что в завещании окажется что-то вроде признания веры. Но ему не хватило отваги на решительный шаг…
— А не говорил ли он вам чего-либо о… цене, которую приходится платить за бессмертие? — спросил я, внимательно глядя в лицо Альберди.
— Откуда вы знаете? — В глазах его отразилось изумление.
— Вы читали "Грань бессмертия" — последний роман Браго, вернее, последний из тех, что Боннар решил показать миру? Этот роман появился две недели назад.
— Увы… Я редко бываю в городе. Даже не знал, что вышло что-нибудь новое.
— Вы должны прочесть его. Как можно скорее. Подозреваю, что в нем можно найти ключ к загадке Браго. И… что это, по сути дела, его признание веры, — я почувствовал, что в моем голосе против воли прозвучала ирония.
Однако Альберди настолько был взволнован новостью, что ничего не заметил.
— Я должен прочесть его. Сегодня же. После обеда пойду в город…
— Я видел эту книжку у да Сильвы. Может, вы возьмете у него?
Альберди подозрительно взглянул на меня.
— Я бы предпочитал… — он замялся. — А, пусть будет так, — переменил он решение. — Пошлю ризничего с письмом.
Стоявшие в углу ризницы старые часы начали вызванивать десять. Ожидая, когда умолкнут последние удары, я раздумывал, стоит ли раскрывать Альберди все те сомнения, которые за последние несколько минут родились в моей голове.
— Как свойственно Браго, его роман полон философских аллегорий и сложной символики. Я попытаюсь в основных чертах пересказать содержание, а вы уж сами разберетесь, — сказал я, решив ограничиться пересказом фабулы. — В принципе это психологические переживания слепнущего художника, причем он начинает постепенно терять зрение во время работы над самым значительным произведением своей жизни — гигантской стенной росписью. О создании такого произведения он мечтал много лет, борясь с превратностями судьбы, нуждой, безразличием, непониманием. И вот, когда он оказался на пороге воплощения своей мечты, она становится для него недосягаемой. Так кончается первая часть книги.
Во второй части развитие действия принимает неожиданный оборот. Слепой художник добивается славы и признания, но причина этого отнюдь не в художественных достоинствах картин, созданных перед потерей зрения, и неоконченной росписи, которую он считал своим высшим достижением. Славу и богатство ему принесла картины, которые он писал, будучи уже слепым, пытаясь обмануть окружающих, скрыть от любимой женщины свое увечье и оттянуть момент полного поражения. Таким образом, герой романа в принципе добивается того, к чему стремился. Но вкус победы горек. Его мучит вопрос, действительно ли произведения, которые он сейчас создает, можно считать прекрасными или же просто сам факт, что их писал слепец, является истинной причиной успеха и признания? Увы, сам он никогда не сможет оценить их по достоинству… Так заканчивается вторая часть.
