, дававший нам программу по русскому языку, ограничивал свои требования немногими старыми работами. В программе почти не было работ А.А. Шахматова, потому что проф. Брандт находил, что эти работы слишком трудны для усвоения. По обшим вопросам языковедения и по сравнительной грамматике индоевропейских языков не требовалось ничего. Знакомство со славянскими языками и то только с двумя, одним западным и одним южным, требовалось лишь практическое; сравнительная грамматика славянских языков не требовалась и не была нам известна даже в объеме университетского курса, так как такого курса в Университете не читалось. Понятно, что, готовясь к магистерскому экзамену, изучая народные говоры, работая над описанием старинных рукописей, я не мог довольствоваться той программой, какая была нам дана проф. Брандтом, и, конечно, читал работы Шахматова, которые боялся нам рекомендовать проф. Брандт, и др. работы по русскому, славянскому и общему языковедению, но все же моя лингвистическая подготовка оставалась очень слабой и несистематичной, а в моих познаниях по сравнительной грамматике славянских и индоевропейских языков оставались большие пробелы, не совсем восполненные даже и до сих пор. Григорьев
[6] и Тарабрин
[7] были от лингвистики еще дальше меня. При таких условиях ясно, какое значение для Кружка с самого его возникновения имело присутствие в нем чистого лингвиста Н.Н. Соколова
[8] и слависта, уже тогда хорошо знакомого с сравнительной грамматикой славянских языков, P.P. Нахтигаля»
[9]. Это редкое свидетельство, найденное нами в материалах юбилейного (1929 г.) заседания Московской диалектологической комиссии, посвященное 25-летию со дня ее основания, замечательно еще и тем, что раскрывает атмосферу научных поисков молодого поколения ученых 1900-х гг. Интересен в этом отношении и круг знакомых Н.Н. Дурново, внимание которого многие годы занимала работа в МДК. Приведем еще один любопытный фрагмент из его воспоминаний: «Не помню точно, кому из нас первому, Григорьеву или мне, кажется, что Григорьеву, пришла в голову мысль организовать кружок
[10] для изучения русского языка. Я больше его чувствовал потребность поделиться своими мыслями, касающимися лингвистических вопросов, с другими, чем Григорьев, потому что в это время был занят печатаньем своей первой большой работы по диалектологии –
Описания говора д. Парфёнок[11], – которая являлась как бы энциклопедией моих тогдашних знаний по языку. Попутно с этим шла подготовка к магистерским экзаменам, чтение лингвистических работ… Хотелось высказаться, посоветоваться, поучиться, и я естественно искал такую среду, в которой можно было бы высказаться. Правда, Григорьев в этом случае много дать не мог. Его интересы были больше филологические: чисто лингвистической стороной дела он не интересовался. Когда несколько позднее в наш кружок вошел Д.Н. Ушаков и стал развивать мысль, что недурно бы расширить задачи нашего кружка, сделав его лингвистическим вообще, не ограничивая его только русским языком, Григорьев был недоволен; он предпочитал, чтобы кружок остался при чисто филологических заданиях. Зато Григорьева привлекали задачи организаторского типа. Ему хотелось поскорее создать четкую классификацию старинных письменных памятников по языку, добиться экономного разделения труда по приведению в известность диалектологического материала и т. д.»
[12].
Статья Н.Н. Дурново «Наречия русском языка» в «Народном энциклопедии» с автографом Л. В. Щербе
В Архиве РАН удалось обнаружить фрагменты переписки Н.Н. Дурново с членами МДК, из которых видно, насколько увлеченно и плодотворно занимался он любимым делом. В одном из письменных отчетов, отправленных, видимо, на имя Д.Н. Ушакова, он сообщал: «Н.Н. Дурново прочел доклад: «Группировка южновеликорусских говоров по характеру [их] аканья»[13]. Докладчик нашел возможным установить по различиям в характере аканья следующие группы: а) западную группу, в пределах Калужской и Смоленской губ., с аканьем диссимилятивным (выда́ – ваду́ и пр.)» тожественным[14] с аканьем соседних белорусских говоров; б) группу говоров, занимающих Курскую и Орловскую губ., область Войска Донского и часть Тульской губ.; в этих говорах старым «а» и «о» после твердых (или старых твердых) согласных соответствует в предударном слоге постоянно звук «а»; в положении же после мягкой согласной неударяемый гласный звук подвергся диссимиляции подобно тому, как и в говорах первой группы; в) группу говоров преимущественно помещичьих деревень Тульской губ. с яканьем недиссимилятивным, но стоящим в зависимости от твердости или мягкости соседних с гласною согласных; г) восточную, рязанскую группу, занимающую
