Дальше Бабёф предлагает оживить работу Собрания, перенеся в его пленум обсуждение всех общенациональных вопросов, совершенно упразднив всякие комитеты; это должно, по его мнению, вдохнуть новую энергию в деятельность депутатов, должно заставить их «озаботиться обеспечением всем гражданам средств к существованию, то есть проведением аграрного закона». «На обсуждение всех вопросов должно отводиться достаточное время… В результате на решение этих вопросов смогут оказывать влияние не только говоруны, вертопрахи, вечные болтуны; таким образом, у фразера… отнимается легкая возможность устранить хорошее предложение посредством ловкого приема… и, если речь зайдет о тех, чьи нужды требуют безотлагательного удовлетворения, честный человек всегда сумеет взвесить и поддержать предложение и добиться торжества милосердия. А это большой шаг вперед по направлению к аграрному закону».
Итак, полная демократия должна повлечь за собой осуществление аграрного закона, а отсюда следует важный тактический вывод. Не форсируя хода событий, не вскрывая преждевременно своих планов, сторонники аграрного закона должны бороться за дальнейшую демократизацию учреждений, созданных революцией, постепенно внедряясь в растущую демократию. Бабёф сам ориентируется на якобинцев: «Присмотритесь внимательно к Робеспьеру, и вы убедитесь, что и он в конечном счете является аграрианцем. Но эти знаменитости принуждены пока лавировать, так как они сознают, что удобное для них время еще не наступило…» Время не наступило еще и для самого Бабёфа: «Человека, который решился бы напрямик предложить нашему несчастному Собранию такие идеи, ожидал бы неважный прием. Вот почему его добродетель для борьбы с испорченностью принуждена будет прибегнуть к тому оружию, которым обычно пользуется последняя: политике надо противопоставить политику. Необходимо будет возможно тщательнее замаскировать первые мероприятия так, чтобы никто не мог заметить, к какой цели они стремятся».
Таковы значение и смысл предлагаемой Бабёфом программы. Перед нами типичная мелкобуржуазная утопия, отстаивая которую Бабёф объективно боролся лишь за последовательно демократический путь развития капитализма. «Понятие национализации земли, — читаем мы у Ленина, — сведенное на почву экономической действительности, есть категория товарного и капиталистического общества» (Ленин, Собр. соч., т. XI, стр. 393). Но в то же время национализация земли означает, что ликвидация феодальных отношений производится «революционно-крестьянским методом», при котором гнилая ветошь всех форм средневекового землевладения стряхивается сразу и целиком.
Бабёф и выступал за такой революционно-крестьянский метод, связывая при этом свое аграрное уравнительство с проведением широчайшей политической демократии, вплоть до референдума, до всенародного голосования законов.
Здесь же было заключено зерно расхождения Бабёфа с Робеспьером. Как известно, якобинская диктатура не шла в своем эгалитаризме так далеко, как этого требовал Бабёф. С другой же стороны, вместо осуществления демократии, она должна была вступить на путь режима революционного правительства, на путь беспощадного террора. Между тем, к идее диктатуры Бабёф пришел значительно позже.
Вернемся теперь к прерванному нами изложению событий жизни Бабёфа. Мы уже видели, как вовремя для него разразилась революция 10 августа. Уже в сентябре Бабёф занял административный пост в департаменте Соммы, переехал в департаментский город Амьен, и здесь, по своему обычаю, начал проявлять самую кипучую деятельность.
Стояли осенние дни грозного 1792 года. В Париже заседал Конвент, бросавший Франции пламенные призывы к борьбе, к защите революции. Внешний враг угрожал своим вторжением со стороны восточной границы, а внутри страны плелись искусные махинации контрреволюционеров, дворян, неприсягнувших священников. Экономическое положение резко ухудшилось. Хлеб исчезал с рынка, кое-где начинался голод.
Такова была обстановка, в которой приходилось действовать Бабёфу. За короткое время он положительно везде успел проявить свою неукротимую энергию. В октябре он разоблачил роялистский заговор, имевший целью сдать австрийским войскам город Перрон. Затем его внимание привлек голод в округе Аббевиль, искусственно вызванный спекулянтами-перекупщиками в целях повышения цен на хлеб. Как и в Руа, ему пришлось столкнуться сначала с глухим недовольством, а потом и с активным противодействием своих коллег по администрации. Его революционное рвение толковалось ими как проявление неустойчивости и необдуманности в поступках и бестактности. Бабёфу пришлось покинуть пост в департаментской администрации и перейти на администраторскую должность в Мондидье. В округе Мондидье должность прокурора синдика занимает его давнишний враг Лонгекан, преисполненный самой решительной враждебности в отношении Бабёфа. Оплошность, допущенная самим Бабёфом при исполнении им своих служебных обязанностей, дала Лонгекану давно желанное оружие против опасного агитатора.
