— Тысяча святых угодников и преисподняя! — Я невольно вспылил. — Но я не хочу отправлять вас на тот свет!
— А я хочу! — жестко отрезал барон.
— Матерь Божья, но за что?
— Вы серьезно не помните, Жан? — Де Жевр несколько растерянно посмотрел на меня.
— Нет, не помню. После ранения я потерял часть памяти.
— Вы совратили даму, которую я любил… — тихо сказал барон. — За моей спиной. За спиной человека, который считал вас своим братом.
— Дерьмо… — Я невольно выругался. — А если попробовать…
— Нет!
— Но я буду вынужден вас убить!
— Вы всегда были заносчивы, Жан. — Де Жевр иронично усмехнулся. — Мне помнится, я всегда забирал у вас четыре поединка из пяти. А с тех пор я сильно вырос в воинских умениях.
«Тьфу на тебя, идиот! — ругнулся я со злости. — Ты вырос, а в тушку бастарда вселился совсем другой человек, который уже успел перерезать тучу людей в одиночку. Ну да черт с тобой. Беру в свидетели Господа Бога нашего, я сделал все, чтобы оставить тебя в живых…»
Из доспехов у меня наличествовал только готический комплект, в него и экипировался. Забрало на саладе оставил в верхнем положении для лучшего обзора. Из оружия, по своему обычаю, выбрал эспаду, а для левой руки — обычный тарч из окованного железом мореного ясеня.
Де Жевр облачился в доспехи миланского стиля очень качественной ломбардской работы и впечатляющей стоимости. Видимо, в средствах барон не нуждался. Вооружился он типичным для этого времени мечом с крестообразной гардой, всего лишь немного недотягивающим до размеров полуторника, вдобавок массивней и тяжелей моего клинка. А вот его щит являлся практически идентичным, только с другим гербом.
Сразу после того как мы вооружились, вступил в свои обязанности капеллан шато Дюртубийе, монах-францисканец отец Урбан, на удивление моложавый симпатичный дядька, чем-то смахивающий на французского актера Жана Маре.
На исповеди я ему честно признался, что не хочу убивать барона, а ежели придется это сделать, его смерть ляжет тяжким грузом на мою душу.
— Это похвально, сын мой, — мягко улыбнулся монах, — но избавься от лишних сомнений, Господь сам направит тебя на должный путь.
После чего дал поцеловать распятие и закончил ритуал.
«И какого черта я ему признался? Чем он мне мог помочь? — зло подумал я. — В одном падре прав: нечего перед боем голову ерундой забивать…»
— Благородные кавалеры! — проговорила шевальер Аиноа, едва ли не светясь от собственной значимости. — Имею честь предложить вам решить дело миром!
Барон отрицательно мотнул головой в шлеме. Лица не было видно — в отличие от меня он опустил забрало своего армета.
Я с секундным запозданием повторил его жест.
— В таком случае… — Аиноа сделала трагическую паузу, — …напоминаю, что поединок будет проходить до смерти одного из его участников. В случае тяжелого ранения либо иной неспособности продолжать бой противник будет обязан совершить немедленный акт милосердия. Просьбы о пощаде допускаются, но решение об их удовлетворении остается правом соперника. Благородные кавалеры, вы подтверждаете данные условия?
Жесты согласия не заставили себя ждать.
— Да благословит вас Господь! — торжественно воскликнула шевальер и махнула рукой. — Готовы? Сходитесь!
По стойке барона я сразу понял, с чего он начнет: резкий рывок, толчок щитом, чтобы выбить меня из равновесия, с последующим ударом мечом.
Так и случилось; де Жевр пошел по кругу якобы с намерением развернуть меня против солнца, но тут же рывком сократил дистанцию. Правда, атака ничем не закончилась, потому что я вовремя ушел в полуобороте из-под удара, вскользь отбивая его щит. А когда барон провалился, резко хлестанул эспадой франку по затылочной части шлема.
Барон мгновенно развернулся, умело прикрываясь тарчем, наотмашь махнул мечом с намерением отогнать меня, но я уже сам отскочил на несколько шагов и негром ко сказал:
— Не дури! Еще не поздно, проси пощады…
Вместо ответа де Жевр опять ринулся вперед, ловко изобразив смену направления атаки.
Тут уже я сам, выбрав нужный момент, рванул ему навстречу, с силой ударил тарчем, сразу же отпрянул с уходом в сторону и снова рубанул по армету резким косым ударом. Не пробил — мечом разрубить такой шлем нереально, но сотрясение головного мозга барону обеспечил точно.
