Ким проснулся от заводского гудка.
Сквозь бревенчатые стены барака пробивался далёкий гул со станции, перекрывая храп людей. Кореец высунул голову из-под тощего одеяла, вдохнув воздух ночлежки. Горло обожгло морозом, и он зашёлся в мучительном кашле. Через несколько минут приступ отступил. Ким сел на кровати, чувствуя, что его знобит. Он слушал, как по бараку неуверенно пробирались обитатели — мрак в бараке рассеивало лишь пятно света на полу, пробивающееся сквозь небольшое окно.
— Что лежишь, сынок, — спросил у Кима охрипший голос, — нездоровится?
На кровать корейца сел дед в ватнике, потирая лысину.
— Да, Гамир-абы, — с трудом ответил Ким, — проклятый кашель. Наверное, полежу немного.
— Плохо, — сказал лысый дед, — твоё время, оно утреннее. Не найдёшь работу, придётся за палкой дров идти.
Гамир был прав — для него, однорукого, работу в городе можно было найти только, если встать раньше других работяг. Вчера он был один из первых и успел найти хорошее дельце — нужно было почистить печь в харчевне Клёцки. Приди он на десять минут позже, не урвал бы. За несложную работу Киму отвалили две копейки и дали каши. Потом он нашёл шахтёра, которому нужно было заштопать штаны — это позволило оплатить ужин и ночлежку.
— Пойду я, — сказал дед, — может, сегодня повезёт. Третий день уже дрова таскаю.
Сердце Кима сжалось, он жалел старика и ничем не мог помочь — в городе толкались тысячи людей с окрестных деревень. У старика было мало шансов попасть в шахту или на фермы, слишком много тут было молодых, готовых на всё за кусок хлеба. Весна, в деревнях было голодно и люди искали лучшей доли в городах.
Ким сел на кровати, оглядываясь по сторонам. Есть ли слежка? Неудачно получилось с налётом работорговцев. Отлично продуманный план по внедрению рухнул из-за нелепого совпадения, но кто мог знать, что в караване будет законник? Всё, что оставалось Киму, это затаиться и ждать, пока про него забудут. Вот только сможет ли он зацепиться в городе до этого момента?
В любом другом городе, он мог бы попросить помощи у народников. В Уфе, хотя там власти вели непрерывную войну с ячейками, через пару дней он нашёл бы своих в любом цеху, мастерской. В Сибае же он не видел никаких следов подполья — люди работали на износ, но даже не заикались, чтобы объединиться и защитить свои интересы. Ким спросил было у деда, почему, тот испуганным шёпотом сказал, чтобы Ким даже не думал произносить это слово. На второй день в Сибае Ким понял причину — мордатые бойцы из уфимского гарнизона. Стоило им увидеть собравшуюся толпу, как люди исчезали, чтобы появиться через пару дней, в синяках и с отбитым желанием протестовать. Он хорошо понимал местных — помнил, какой допрос ждал его после освобождения из Тубен Камы, где он был единственным выжившим из более тридцати попавших в плен. Ким был уверен, что народники тут есть — скорее всего, во Внутреннем городе, куда не было доступа бойцам из гарнизона. Но как связаться с ними, не выдав себя?
Ким проверил заначку во внутреннем кармане — две невесомые медные пластинки номиналом в копейку. Каждая из них — это обед или ужин, или же за две копейки можно было получить койку в бараке. Ким помассировал грудь — его беспокоил кашель, прием в госпитале стоил рубль, месячная зарплата в городе.
Нужно было вставать — через двадцать минут после первого гудка охрана закрывала ночлежки на замок. Ким поднялся кровати и начал собирать постель — вместо подушки у него был рюкзак, вместо простыни одеяло. Ким подумал, что ему повезло, что он заполучил второе одеяло в лагере ордынцев — без него сейчас околел бы от мороза. «Вот только если бы не ордынцы, — подумал он зло, — сейчас он бы не прозябал во Внешнем городе». Перед глазами встало лицо Василя — ненавистное, пугающее. Стоило им въехать в город, как Василь сказал что-то невысокому мужику в дорогой экипировке, встречавшему их в воротах — охрана тут же оттеснила Кима от каравана и не дала ему войти во Внутренний город.
Барак опустел — работяги оставляли свои вещи на нарах и шли наружу. Те, у кого не было денег оплатить в ночлежке ещё на один день, забирали вещи с собой. Если они не смогут найти деньги на ночлег, вечером охрана выгонит их из Внешнего города на стоянку к северянам, а там, за воротами, найти деньги ещё сложнее. Ким с беззвучным стоном отдал охраннику последние копейки и вышел из барака — на дверях лязгнул замок.