— Ну, стало быть, этот человек — показал Иоиль на адмирала, — стало быть, этот человек убил его, как убил раньше…
— Замолчи, негодяй! — прорычал, задыхаясь, Коллингвуд.
— Говори! — повелительным тоном произнес Эдмунд.
Иоиль молчал, не зная, что ему делать. Он понимал, что скажи он слово, — и потоками потечет кровь. Его путали последствия. Поблизости находились пятьсот англичан, готовых ринуться на защиту своего вождя, а в замке было в ту минуту слишком мало народа для борьбы с ними. Не желая брать на себя такую ужасную ответственность, он решил выиграть время.
— Мне нечего больше говорить! — громко ответил он Эдмунду на его требование и потом прибавил тихонько: — Ради Бога, ваша светлость, не спрашивайте меня теперь… Скоро вы узнаете все.
Коллингвуд желал одного: как можно скорее убраться. Он чувствовал, что у него под ногами горит земля.
— По-видимому, мы имеем дело с каким-то нелепым шутом, — сказал он, принужденно улыбаясь. — Засим, господин герцог, позвольте с вами проститься, причем я не могу не отметить тот факт, что вчера мое вмешательство признавалось полезным, а сегодня оно уже перестало нравиться.
Харальд в ответ только поклонился и ничего не сказал. Коллингвуд со всеми офицерами удалился из замка, будучи убежден, что Иоилю ничего не известно о страшном преступлении. Равным образом адмирал не знал, что этот человек, до глубины души возмутившись виденной им ужасной сценой, дал себе клятву сообщить розольфцам тайну смерти герцогини Эксмут и ее семейства.
— Ну, — сказал Эдмунд, как только адмирал вышел за ворота замка, — объясни же нам, что значат твои слова: «Скоро вы узнаете все».
— Я согласен говорить только при самом герцоге и его сыновьях, — обратился Иоиль, — а больше ни при ком.
Все лишние удалились.
— Мы слушаем, — проговорили братья.
— Пошлите вашим кораблям приказ затопить те две шлюпки, которые сейчас пройдут мимо них, — посоветовал Иоиль.
— Что это значит?
— Вы знаете ли, кто этот человек?
— Адмирал Коллингвуд… Ведь ты же и сам его так зовешь?
— Нет, я не про то… Известен ли вам его титул? Он герцог и пэр.
— В первый раз слышим.
— В списках членов Верхней палаты английского парламента он значится под именем «Чарльза, шестого герцога Эксмута».
— Бог мой! — вскричал Харальд. — Так он брат моего несчастного зятя?.. Отчего же он мне ничего не сказал?
Олаф и Эдмунд страшно побледнели, но не произнесли ни единого слова.
Пеггам, негодяй Пеггам был нотариусом и поверенным этого человека!..
Безмолвно и с видом твердой решимости ждали они дальнейших разоблачений, предугадывая истину уже из того, что Пеггам был другом Коллингвуда.
— Да, — продолжал Иоиль, желавший во избежание столкновения на суше дать Коллингвуду время сесть в шлюпку, — адмирал Коллингвуд — брат вашего зятя… А знаете ли вы, герцог Норландский, каким образом Коллингвуд получил наследство от своего брата? Он утопил его в море вместе с женой и детьми с помощью нотариуса Пеггама и Надода Красноглазого!
— О негодяй, негодяй! — воскликнул Черный герцог, поднимая к небу руки.
— Олаф!
— Эдмунд!
— О брат мой!.. О, какое ужасное воспоминание!.. Ведь это нашу сестру бросили тогда в море!.. Ведь вот что тогда мы видели!.. О изверги!
В ужасе и тоске, с помутившимися глазами молодые люди ломали себе руки.
— И мы не помогли ей… Мы ее не спасли!..
— Да что же вы? Бегите скорей! — вне себя от горя и гнева крикнул Харальд. — Бегите, велите палить картечью в этих разбойников!
Олаф и Иоиль хотели броситься из комнаты, но Эдмунд остановил их жестом.
— Что ты делаешь! Ведь они от нас уйдут! — упрекнул его старый герцог.
— Отец, — возразил внушительным тоном Эдмунд, — при этом изверге находятся пятьсот неповинных человек. Наша месть да не коснется их! Наконец, он даже не достоин того, чтобы умереть от пули при взрыве картечи: такая смерть для него слишком почетна.
Все более и более воодушевляясь, молодой человек продолжал с пылающим лицом:
— Не правда ли, Иоиль, ведь он стоял там поодаль, с закрытым лицом?.. О, как только я вспомню, что наша бедная Леонора опустилась перед ним на колени, умоляя пощадить ее детей!.. Нет, он должен умереть жестокой, медленной смертью… нужно довести его до того, чтобы он сам умолял нас пресечь поскорее нить его жизни… Боже мой! Что со мной делается?! Я положительно схожу с ума!.. Ведь я видел, как этот изверг вырвал у матери из рук ее полугодовалого ребенка и кинул его у нее же на глазах в отверстую пучину!.. Я это видел — и ничего не мог сделать для спасения несчастных жертв!
